Чистилище. Книга 1. Вирус - Валентин Бадрак

– Вот теперь вас Эдуард Харитонович и донимает…

– Да, ему эта экзекуция чрезвычайно приятна. Он всем напоминает о моей убогой судьбине. И особенно о том, как он меня предупреждал. «Есть порок и есть возмездие!» – вот как это называется.

Кириллу было не жаль этого водевильного гуляку – он поймал себя на мысли, что относится к нему так же, как когда-то отнесся к рабочему на заправке. Однажды зимой на автозаправке он видел, как хлипкий юноша с трясущимися от холода руками, стынущей слизью под носом и слезящимися от простуды глазами заправлял его автомобиль. И Лантаров, будучи при хороших деньгах, тогда лениво подумал: «Это ведь результат его выбора. Этот человек ничего не сделал, чтобы изменить свою жизнь и зарабатывать. Почему я должен его жалеть?» Он хорошо помнил, как открыл тогда кошелек и не нашел там мелких денег. А давать ему пять гривен – ну, нет, многовато. «Ничего в этой жизни не бывает случайно и, кроме того, за все рано или поздно приходится платить», – он отчетливо вспомнил слова Шуры и почему-то поежился.

8

Вероника умела выворачивать его душу наизнанку. Как-то раз она забралась в совершенно непроходимые дебри – эротическая экзотика ей удавалась особенно.

– Скажи, а ты хотел бы попробовать… втроем?

У Лантарова перехватило дыхание. Как будто она выстрелила в него из пистолета в упор. Разорвав все внутренности и вывернув наизнанку сознание.

«Похоже, кто-то из нас сходит с ума. Только не ясно, я или она…»

– Ты, я и еще один мужчина…

Вероника невозмутимо улыбалась, но ее улыбка в этот момент была так же страшна, как гримаса осклабившейся львицы. В ней не было ни грамма смущения.

«Это открывается для меня золотая жила или черная пропасть, навечно поглощающая разум?» – вопрос сам собой повис у Лантарова перед глазами. Он медленно сглотнул слюну и прохрипел очумело:

– Ты… колдунья…

– То есть ты – «за». – Вероника сделала заключение подобно врачу, констатирующему согласие пациента на опасную операцию. Улыбалась теперь уже победоносно: «Что и следовало доказать!»

– Но… кто будет третьим?

Вероника коротко сообщила: Глеб – так звали ее старого, проверенного и надежного друга. Что ж, Вероника давно устроила для него тестирование на прочность. Темный, распутный шлейф тянулся от ее студенчества, некогда стыдливо прикрытого дымовой завесой маскировочных средств. Две наивные девчушки – успешные студентки видного экономического университета, собирались совместно снять квартиру. Неподалеку, прямо на Шулявке, к тому же за очень небольшие деньги. Правда, с маленькой оговоркой: не на двоих, а на четверых. Кто еще эти двое? Два замечательных парня из их же группы, весельчаки с апломбом, на редкость практичные. Одна комната предназначалась девушкам, другая – парням. Вот одним из двух студентов и оказался Глеб. Комнаты, затаив дыхание, ожидали, как будут перетасованы на ночь их обитатели. Их молчаливые стены видели такое…

– И ты оказалась в постели… с двумя? – потрясенно спросил Лантаров. Он жадно впитывал всю историю, как будто собирался повлиять на ее ход.

– Ну… бывает ситуация, когда деваться некуда, – Вероника ответила уклончиво.

«Эта бестия наверняка сама все подстроила, а может быть, даже подругу куда-то отправила», – мелькнуло у него в голове, и от этой мысли ему стало жарко. В этот момент он испытывал к ней такое противоречивое чувство, что не знал даже: хотел бы ее ударить, избить или схватить и жестоко насиловать. А может быть, и то и другое.

Лантаров прочистил горло, все внутри у него было сковано и напряжено.

– Тебе понравилось? – Его сознание раздирало на части желание.

– Если честно, то сначала был шок. Колбасило не по-детски, – впервые на лицо у нее на мгновение набежала тень смущения или вины.

Он понимающе промолчал в ответ.

– Но потом… Меня словно перекодировали, – продолжала она, – как будто внедрили новую программу и перезагрузили главный компьютер, – она с улыбкой коснулась элегантным пальчиком виска.

«Вот где Ева опередила Адама, – промелькнула шальная мысль у Лантарова. – Нет, скорее, инстинкт жизни вынудил ее шагнуть дальше. На минное поле…»

– И это… лучше, чем с одним? – Лантаров становился настырным. Он уже раскалился внутри до ярости.

Вероника потянулась, выгнув спину.

– Хорошо и так, и так. Но втроем – по-другому… – Она опять перешла на шепот.

Возмутительно! Кирилл не хотел верить, что в нем забурлила ревность, ранее не посещавшее его ощущение владельца. Или совладельца. Нет, муж – это другое, он имеет прописанные законом права. Но это ведь совсем другой мужчина! Ее третий! Или, может, десятый?!

– И… многие женщины мечтают о таком? – Кирилл пожирал ее глазами.

– Ну, за всех я, конечно, не отвечу. У подавляющего большинства эти вещи не выходят дальше тайных помыслов. Но мы с тобой – ведь не большинство…

Последнее предложение она произнесла многозначительно. «Шлюха!» – хотел он крикнуть ей в лицо. Но знал: ни за что на свете не сделает этого. И она знала. Сила выпущенного на волю демона обладала колдовскими чарами, которые не подвластны воле.

Вероника продолжала:

– Кто заглянул в бездну однажды, тот хочет этого снова и снова… И кто сказал, что женщина не имеет тех же прав на чувственность, что и мужчина?!

Лантаров смотрел на нее в упор, и она также ответила прямым, откровенным взглядом уверенной в себе женщины. Она была права. Непреодолимое низменное желание – это как внезапный подъем на воздушном шаре и затем еще более внезапное свободное падение. У Лантарова сильно заколотилось сердце. Его влекли и завораживали увлажнившиеся глаза Вероники с расширившимися зрачками.

– Почему для тебя оказывается простым то, что для других недоступно?

Перед мгновением короткого прощания Кирилл хотел лишь уяснить детали. Вероника рассмеялась в ответ, – она уже опять была другой, недостижимой и отстраненной, словно инопланетянка.

– Может быть, потому, что я с детства не умею мечтать. У меня всегда есть только планы… только планы…

1

Очередной разговор с главврачом Овчаренко оказался сродни средневековой пытке – как будто его безжалостно подвесили на дыбу. Лантаров и не подозревал, что терпеть психическую боль бывает во сто раз горше и страшнее, чем физическую. Врач участливо сообщил, что с его костями не все ладно. Они попросту не желали срастаться, а его тело стало неестественно хрупким, ломким, не готовым бороться за новое будущее. Услышав это, парень почувствовал себя надломленным от безысходности. Если раньше медик объяснял его положение уклончиво, то теперь, после трех изнурительных месяцев в больнице, в словах всегда лаконичного врача было куда больше прямоты и бесстрастия. Видно, от Кирилла тут давно устали. Какого-то особенного, сверхсовременного лечения в его случае предложить было невозможно, зато требовалась основательная реабилитация. Юрий Семенович, наклонившись к его лицу, недвусмысленно намекнул, что ему для выздоровления необходима другая обстановка, иной уход, качественное питание и общение вообще, обитание в человеческих условиях.