Падение в бездну - Валерио Эванджелисти

— Что вы говорите! — воскликнул Михаэлис в притворном изумлении. — Невероятно… Почему же, обнаружив это, вы не вернулись во Францию?

— Я бы вернулась, но не смогла, — прошептала Джулия. — Этот человек держит меня, как пленницу.

— Карнесекки? — удивился Михаэлис.

— Нет, кардинал Алессандро Фарнезе.

На этот раз по бархатистым щекам скатились две слезы. Михаэлис понял, что две морщинки у рта образовались от слез.

— Объясните все, но быстрее, мы не можем долго говорить.

Джулия достала платочек из кармана простого платья, вытерла глаза и быстро заговорила:

— Я послушалась вас и кардинала — в Венеции сблизилась с Пьеро Карнесекки. Это было нетрудно: он добрый и деликатный человек, полный надежд на будущее. Он и слышать не хотел о возвращении во Францию, на котором настаивал Алессандро Фарнезе, и я убедила его ехать в Рим.

— Как вам это удалось?

— О, очень просто. Я объяснила ему, что новый Папа из Медичи, и он настолько толерантен, что снял с меня отлучение. С таким же успехом он может благодарить Папу, верного сотрудника Козимо Медичи, за то, что сам избавлен от венецианского изгнания.

— Хитро придумано. Полагаю, это идея кардинала.

— Нет, идея была моя.

У падре Михаэлиса снова от восхищения перехватило дыхание. В который уже раз в нем было поколеблено убеждение, что женщины — всего лишь грациозные зверьки с ничтожным интеллектом. Из кельи до него донеслись голоса, и он возбужденно проговорил:

— Быстрее расскажите об остальном. Почему вы остались в Риме?

— Сначала кардинал держал меня взаперти в своем дворце, а потом, когда сюда сослали Карнесекки, он заключил меня в тот же монастырь.

— С какой целью?

Джулия грустно улыбнулась.

— Вы действительно не понимаете?

Михаэлис понимал, и еще как понимал, однако мысль эта причиняла ему страдание, и он загнал ее поглубже. А теперь ему пришлось взглянуть жестокой правде в глаза, и он прошептал:

— Он вами овладел?

Джулия опустила взгляд.

— Да, но не так, как в юности, когда мать продавала меня мужчинам. Теперь я сопротивлялась. Он каждый раз меня насиловал.

Падре Михаэлис впал в такое смущение, что не смог вымолвить ни слова.

Джулия умоляюще посмотрела на него.

— Прошу вас, расскажите о Габриэле. Есть от него известия? Где он?

Михаэлис не ответил. Безрассудная мысль вдруг пришла ему в голову, и он быстро принял решение. Схватив Джулию за руку, он потащил ее по коридору в направлении, противоположном кельям.

— Идите быстро и без шума, — шепнул он, — и не подавайте голоса, что бы ни случилось.

Много раз он думал, что заблудился, но потом нашел капитулярный зал и быстро вышел в комнату для посетителей, толкая Джулию перед собой. Монах, недавно открывший ему дверь, пристроился на высокой скамье у окна и читал часослов. Он быстро вскочил на ноги.

— Эта женщина не может выйти отсюда, падре. Таков приказ кардинала Фарнезе.

Михаэлис изобразил раздражение, словно ему сообщили само собой разумеющийся факт.

— Именно по приказу кардинала Фарнезе я должен отвести эту женщину в тюрьму, — высокомерно заявил он. — Потрудитесь открыть дверь.

Монах бы не подчинился, если бы Джулия, быстро сориентировавшись в ситуации, не подыграла и мгновенно не превратилась в фурию:

— Отцепись, длиннорясый! Не желаю идти ни в какую тюрьму!

— О господи, да это настоящая ведьма! — возмутился монах и побежал открывать.

Экипаж стоял во дворе церкви Сан Марчелло. Кучер, спасаясь от жаркого солнца, сидел в тени платана.

— Лошади готовы? — спросил Михаэлис.

— Да, падре. Можем ехать в любой момент.

— Тогда поехали.

Подсаживая Джулию в экипаж, Михаэлис отдавал себе отчет в тяжести содеянного. С падре Леюни хлопот не было, а вот защитнику и покровителю ордена иезуитов, всемогущему кардиналу Фарнезе он нанес оскорбление. Ему следовало послать подробнейший отчет падре Лаинесу и ждать грозы на свою голову от генерала ордена. Тем более что его поступок не был вызван неотложной необходимостью.

Да что там, необходимость была. Он придумал ее уже постфактум, но это была реальная необходимость. В конце концов, его грех простителен. Ведь мог же сам Господь продиктовать ему, как поступить.

Когда экипаж тронулся, он взглянул на взволнованную и счастливую Джулию:

— Вы спросили меня о Симеони. Думаю, что знаю, где он. Вы все еще хотите его видеть?

— О да!

— Я отвезу вас к нему. Но при одном условии…

Задыхаясь от радости, Джулия взяла его за руку.

— Любые условия, какие захотите! Я навсегда ваша должница!

— Вы должны будете передать Симеони мой приказ. Очень странный приказ…

— Каков бы ни был ваш приказ, мы с Габриэле в точности выполним его.

— Хорошо.

Михаэлис с безотчетным сожалением снял нежные пальцы со своего запястья и высунулся в окошко экипажа.

— Куда мы едем? — крикнул он кучеру, перекрывая цокот копыт.

— В Рим, падре.

— В Рим мы не едем. Выезжай из города и поворачивай на север. И чтоб лошади летели, как ветер!

Мишель сразу понял, что обморок этой ночью отличался от остальных. Кольцо в виде змеи, кусающей свой хвост, дольше обычного вертелось между подсвечником и толстым томом «De Occulta Philosophia»[26]Корнелия Агриипы. Кроме того, он заметил, что, когда он произносил числовой ряд Абразакса, приостанавливаясь на каждой цифре, вращение кольца замедлилось.

Неожиданно он ощутил себя в замкнутом, темном пространстве, начисто лишенном многоцветья восьмого неба. Темнота кишела и переливалась более светлыми пятнышками вытянутой формы. Мало-помалу их контуры становились все яснее. Мишель застыл от ужаса. Стены вокруг него состояли сплошь из тысяч и тысяч скарабеев, которые ползали во всех направлениях по невидимым поверхностям, и нельзя было уже различить, где верх, а где низ.

Он понял, что его ждет свидание не с Парпалусом, а с Ульрихом, и похолодел. Это была первая встреча с учителем после его смерти. Рано или поздно она должна была произойти, но он наивно верил в то, что пройдут годы, прежде чем это случится.

Ульрих появился внезапно, в ореоле тьмы, покрытый с головы до ног своими любимыми насекомыми. Мишеля охватил такой ужас, что он не чувствовал тела, как бывает иногда с теми, кто получил внезапный сильный удар: они теряют чувствительность. Он едва заметил странный отсвет на крыльях жуков. Все его внимание было поглощено фигурой самого могущественного из магов, какого когда-либо знало человечество, и самого злобного врага человечества.