Наследница из Гайд-парка - Жаклин Нейвин

Это было произнесено тихо и спокойно, но тем не менее в словах ясно слышалась угроза. Триста испуганно заморгала, но потом ее лицо исказилось, словно он ее оскорбил.

«Да как она смеет»?! – подумал Роман. Она несколько дней не позволяла к себе войти, а теперь читает ему нотации, словно он слабоумный ребенок, да еще прикидывается оскорбленной.

Он нахмурился, собираясь с мыслями.

– Это моя кровь, – сказал он. – Я не уйду просто так только потому, что ты переоценила свое... отношение ко мне. Прошлое невозможно переделать. Он мой сын, и он со мной должен лучше познакомиться.

– Только не трогай Эндрю.

– Черт побери! В любом случае он – самое главное, что меня интересует в этом вопросе.

Он хорошо знал, как нанести удар, когда его обидели. А он был обижен. Его голос стал резким и хриплым.

– Ты можешь удовлетворять свои переменчивые прихоти сколько хочешь. Можешь следовать своей ненормальной женской логике. Не думай, что я упаду на колени и буду молить тебя снова отправиться в постель. Я не стану терять на это времени. Все, что мне от тебя нужно, – это чтобы ты не чинила мне препятствий и я мог видеть сына.

Триста лишь молча смотрела на него, но Роману показалось, что она сдерживается с большим трудом.

Сознание этого доставило ему удовольствие. Свое унижение он хотел компенсировать ее страданием. Ему сейчас нравилось причинять ей боль, пугать ее. В детстве он мстил зло и жестоко. Став взрослым, он изменился. Но сейчас ему доставлял удовлетворение страх в ее глазах. Он давал ему ощущение собственной власти. Это мало утешало, но по крайней мере он отомстил за свою уязвленную гордость.

– Он должен привыкнуть к нашим прогулкам и перестать меня бояться. Если хочешь, ты можешь посылать с ним служанку. Тебе нет нужды нас больше сопровождать. Я зайду за ним послезавтра, чтобы взять его в поддень и вернуть после чая.

Он вышел, стараясь взять себя в руки. В эту минуту его больше волновал не Эндрю, он хотел нанести Тристе ответный удар, хотел понять, что она думает, почему она снова бросила его.

Возвращаясь домой, он снова и снова посылал мысленные проклятия ей – и себе, за то, что дважды его оставляла в дураках одна и та же непостоянная женщина.

– Тебе стоит потанцевать, – сказала Мэй Тристе, после того как та отвергла уже пятую просьбу сделать тур танца на паркетном полу.

– Мне не хочется танцевать, – ответила Триста и еще энергичнее замахала веером, стараясь не встречаться взглядом с леди Мэй.

– Дорогая, ты сегодня выглядишь просто великолепно, и здесь вокруг столько интересных людей. Ты же еще не устала от светского общества.

– Нет. Но я сегодня не в духе. Не знаю, что на меня нашло. – Она с трудом изобразила на лице улыбку и пожала руку леди Мэй. – Конечно, здесь положено веселиться. И ничто не оправдывает плохого настроения. Возможно, мне просто нужно подкрепиться, чтобы пополнить запас энергии.

Эта прозвучало так решительно, что тронуло Мэй, и та пожала руку в ответ.

– Возьми бокал шампанского. Оно просто великолепно, развеселит кого угодно.

Мэй хорошо знала причину, по которой испортилось настроение ее племянницы. Этой причиной был Эйлсгарт, хотя Триста упорно отказывалась о нем говорить. Все мягкие попытки Мэй вмешаться были решительно отвергнуты.

Это было странно. Мэй терялась в догадках. Она не могла представить, что могло произойти между этими двумя, но то, что у них что-то серьезное, было очевидно.

Ей понравился Роман. Она хорошо разбиралась в мужчинах и находила заслуживающим уважения то, что он осознает свои обязанности перед Эндрю, действительно интересуется мальчиком и желает углубить их отношения.

Но Мэй заметила, что последнее время Роман не заходит за Тристой. Однако он навещает сына и делает для него кое-какие дела, к примеру, поменял учителя и подобрал ряд новых занятий. Это Мэй понравилось. Вместе с тем ей стало горько от мысли, как ее собственный брат пренебрегал своими дочерьми. Роман в этом сильно отличался от лорда Вулрича.

Было странно, что Триста этого не ценит.

Мэй вздохнула и неторопливо пригубила бокал шампанского. Она взяла этот бокал специально, чтобы составить компанию одиноко стоящей Тристе. Однако довольно скоро ее мысли перешли с Тристы на совсем другой предмет, который доставлял ей много волнений.

Ее беспокоил Роберт, который в последнее время стал невыдержанным и нетерпеливым, очень грубым по отношению к лорду Шарбонно и делал относительно него ехидные замечания. А когда тот наносил визит, просто выходил из себя. Но это не могло быть ревностью. Ревность Роберта – это полный абсурд. Роберт, ревнующий к лорду Шарбонно!

– Они так любят друг друга, – произнесла Триста. Вздрогнув, леди Мэй секунду вдумывалась в ее слова. Но когда поняла, что Триста говорит о Мишель и Эйдриане, успокоилась.

– Этим двоим в самом деле можно позавидовать, – проговорила Мэй, наблюдая, как эти двое смотрят друг на друга.

– Удивительно, что его хромота сейчас его совершенно не тревожит.

– Военные раны мало значат, когда ты молод и на великолепном балу танцуешь с кем-то, кто может отвлечь тебя от забот.

Эти слова сорвались с ее губ легко, но ей почудилась в них напыщенность и легковесность, и Мэй в смущении покраснела. Ее слова могут быть восприняты как сожаление о том, что она сама уже не молода.

Мэй вздохнула. Ей нужно серьезно поговорить с Робертом. Он в последнее время стал часто жаловаться, а она никогда не выносила плаксивых людей.

– Моя дорогая леди Мэй, – произнес лорд Шарбонно, подходя к ней ближе. Выставив вперед ногу, он отвесил глубокий грациозный поклон. Его правая рука при этом выписала странный пируэт.

Мэй улыбнулась, глядя на это приглашение. Шарбонно любил театральность, над этим смеялись и подшучивали. Но он был умен, а это главное. Он мог высказать любопытные суждения на сложные темы и с интересом выслушивал ее мнение. Он не только спокойно относился к тому, что она высказывала более здравые мысли, чем он, но воспринимал ее мнение без обычного мужского высокомерия. В этом отношении он напоминал Роберта, и именно по этой причине Мэй предпочитала его компанию. Если он и не был идеальным собеседником, то по крайней мере его можно было терпеть и даже находить его общество приятным.

А она часто оказывалась одна, когда появлялась в обществе. Танцы с Шарбонно скрашивали одиночество.

– Ты пришел просить о танце? – спросила она с лукавой улыбкой. – У меня от танцев кружится голова. На этой неделе у меня совсем нет сил. Возможно, у меня началась лихорадка.

– Тем не менее ты выглядишь очень хорошо, – произнесла Триста, повернувшись, чтобы приветствовать Шарбонно. Они нравились друг другу и всегда получали удовольствие от общения. – У вас новый жилет? Красный – такой замечательный цвет.