9 часов над Атлантикой - Виктория Мальцева

Я зажимаю глаза пальцами, ладонями, чтобы из них так не лилось.

— Лея… — он сглатывает тяжело, — ты не обязана была… В первую очередь ты в ответе за свою жизнь…

Но я слышу, слышу его неискренность. Он не сказал «мы» в ответе за свою жизнь. Он сказал «ты».

— Прошлой осенью в октябре… восемнадцатого октября в половине первого дня я вышла на обеденный перерыв. Мы как раз только переехали в новый офис в Газтауне, и я в не дождливые дни всегда выходила на побережье в Краб-парк чтобы съесть свой салат там. Уже возвращалась, когда увидела, как глубоко престарелый пенсионер в кепке и кремовом плаще тычет своей тростью в сидящего под стеной бомжа. Это была стена у подъезда к дому, то есть на некотором удалении от тротуара. Я хотела пройти мимо, потому что в планах было потратить оставшиеся десять минут перерыва на кофе в Тим Хортонсе, но что-то внутри такое тяжёлое… и непреодолимо сильное заставило меня подойти. Я сказала деду, чтобы не тыкал в человека своей палкой, что он такой же человек, как и все прочие. Дед фыркнул и ушёл, а бомж не двигался. Грязные волосы сосульками свисали над его склонённым лицом, руки в язвах лежали на коленях. Он выглядел так, словно спит. Но я зачем-то стала его будить. Толкала, пока не завалился набок, и тогда мне открылось его лицо…

Лео обнимает меня ещё крепче, и ещё сильнее раскачивает, но меня уже не сдержать.

— Он был мёртв, Лео. Он был мёртв уже не первый час и не первый день…

Julia Michaels — If You Need Me

Открывается дверь, кто-то что-то говорит, но я не слышу, потому что напряжение в голове слишком сильно, слишком силён резонанс в сознании от того, чему я позволила выйти наружу. Как только удаётся хоть немного сконцентрироваться, слышу:

— Пять тысяч долларов чеком за пять минут уединения! — голос Лео.

— Почему не десять? — Клэр.

— Хорошо, я понял. Десять. Пять минут и выйдем.

— Две минуты и свой чек Вы отправляете голодным детям в Африке, — дверь захлопывается.

Мы снова наедине. Я считаю секунды, Лео продолжает меня качать, крепко сжимая руками.

— Жизнь иногда снимает с нас кожу. Но самое худшее — при этом она ждёт нашей реакции: депрессию, уныние, уход в себя, а если не дожидается — бьет ещё. И ещё. А ты зубами цепляешься за рассудок и заставляешь себя жить вопреки. Поднимаешься и всё равно прёшь вперёд, хоть на одной ноге, хоть ползком.

— Я виновата… я предала его. И никакая терапия тут мне не поможет.

— Нет, он предал себя сам.

— Самое страшное, я даже не была «той самой». Я всегда знала, что он продолжал любить её. Думаю, умирая, он видел её, не меня.

— У меня есть знакомый, у него с женой некоторое время были серьезные проблемы в отношениях. Довольно продолжительное время. Так вот это навсегда осталось на её лице: за те два или три года, пока они не могли найти дорогу друг к другу, у уголков её губ появились заломы. Глубокие. И хотя сейчас у них всё хорошо, даже очень хорошо, эта печать грусти навсегда осталась ему напоминанием. Ничто не проходит бесследно.

— Зачем ты мне это говоришь?

— У тебя таких заломов нет — красивое, ровное молодое лицо. Значит, этот парень при всём том, что он творил, не смог достать настолько глубоко. Понимаешь о чём я?

— Нет.

— Возможно, твой парень — это не тот человек, который для тебя. А твой мужчина все ещё ждёт тебя. Где-то. А то, что случилось с твоим парнем — это опыт. Бесценный опыт, необходимый для того, чтобы не наделать роковых ошибок в будущем и не потерять человека, который действительно твой.

— Ну ты загнул. Вот чтоб так всё вывернуть — это надо уметь. Да. Пошли уже, а то моя истерика тебя обанкротит!

— Это вряд ли… — смеётся.

— Тогда можно вопрос?

— Давай.

— Она красивая?

— Очень.

- Красивее меня?

— Тебе интересно моё мнение?

— Конечно! Мужчина, способный отвалить десять кусков за пару минут приватности, по определению авторитетен!

— Как раз наоборот, — смеётся, — моё мнение бессмысленно, потому что в нём нет, и не будет, объективности!

— Но…

— Но я могу совершенно искренне сознаться в том, что ты красива.

Я замираю, его руки обнимают плотнее:

— Ты женщина, которая влечёт… Моё мнение.

— Почему она? Почему из тысяч ты выбрал её?

— Бывают же такие лица, от которых ты не в состоянии оторвать глаз? Вроде бы и ничего особенного: красота присутствует, но не более чем в сотнях тысяч других лиц, ежедневно кишащих вокруг тебя в мегаполисе. Но вот именно у неё губы такой формы, что самым первым на ум приходит слово «чувственность». Именно в её глазах ты видишь историю, где главная роль почему-то отведена тебе. И сыграть её очень хочется. А любовь, это просто момент… момент такой: твои губы растягиваются против твоей воли — просто внутри вдруг появилось слишком много тепла, а она… она улыбается в ответ.

Лео умолкает на время, но не перестаёт раскачивать нас. И от этих банальных движений мне становится так легко… спокойно.

— Можно прожить с человеком годы и так и не узнать его, — признаётся со вздохом. — А можно едва встретиться, и понять, что на самом деле вы знакомы уже вечность.

— Как это? — играю в наивность.

— Очень просто: когда нет ни неловкости, ни неудобства, ни необходимости кого-то или что-то изображать. Ты — это ты — исключительное состояние внутреннего комфорта. Когда не нужно ни обдумывать слова, ни придумывать фразы, когда разговор тянется сам собой одной бесконечной мятной нитью. И в этой пряже из слов и мыслей тебе так спокойно и уютно, что ты не хочешь ничего больше.

Velvet Moon — Hush You

Лео снова садится у окна, поднимает все подлокотники, я молча наблюдаю. Он ложится, и я понимаю, почему этот парень не принимал моего предложения раньше — на креслах помещается только половина его туловища. Вторая прилично нависает над полом, и ему приходится упираться в него ногой, чтобы не упасть. Лео берёт меня за руку и мягко притягивает к себе. Я не сопротивляюсь, потому что всё во мне противится тому, чтобы противиться. Всё, что есть у меня “женского”, восстаёт против осторожности, пренебрегает тем, что принято называть благоразумием. И вот мои лопатки касаются его груди, за ними поясница, плечи, руки…

— Расслабься, — тихо просит, — ты слишком напряжена.

— Это не просто…

— Помочь?

— Давай…

И он прижимает меня плотнее, локтем и предплечьем удерживая в положении, достаточно комфортном и стабильном, чтобы не свалиться. Но кульминация — в его ладони: он укладывает её на мои рёбра ровно над сердцем. Не пытается трогать грудь, не касается кожи, только укрывает сердце.