9 часов над Атлантикой - Виктория Мальцева

— Как?

— А слабо залезть на раковину? Лицом ко мне.

— И ноги раздвинуть?

Кивает. Чёрт. Натуральный чёрт. Исчадие ада в его зрачках. Кстати, сейчас не прикрытых очками.

— Легко, — заверяю его. — Но сперва сними с меня босоножки — мне они дороги — обидно будет, если каблуки обдеру.

— Ногу можешь поднять?

И я задираю, не боясь упасть — объективно падать тут некуда. Тем не менее, Лео бережно меня придерживает… за талию. И пока расстёгивает замок на щиколотке, проверяет степень моего опьянения.

— Давай совсем по-взрослому? Раз уж ты утверждаешь, что не зануда… и ещё больше не пуританка, давай поговорим о том, что принято прикрывать листиком.

— Например?

— Ну… может быть…, - на секунду задумывается или только делает вид, что задумывается. — Да что далеко ходить? Секс. Давай о нём.

Вот это поворот.

— Вообще о нём? Или в частности?

— Можно и в деталях. К примеру, расскажи откровенно и не краснея, что тебя заводит?

Мой мозг бьётся в конвульсиях. Как же легко меня загнали в угол. Что я люблю в сексе? Когда он сверху, и мне ничего не нужно делать, кроме как быть сосредоточенной на собственном удовольствии. Горячо? Не очень. Занудно? Ну…

— Мне нравится вдыхать запах мужчины, когда он кончает.

Ну как тебе, Умник? Интересно наблюдать за мельтешением мыслей в его глазах: шок, одобрение, похоть. Причём шок настолько силён, что не даёт никакой возможности надёжно спрятать всё остальное.

Я чуть отворачиваю голову, чтобы скрыть свою чересчур довольную физиономию, и добиваю его:

— Но есть условие: мужик должен кончать красиво. Не гримасничая. И только после меня.

Лео медленно и подчёркнуто аккуратно опускает мой второй босоножек на пол, его ладони ложатся мне под ягодицы — я аж рот открыла — горячо…

Но мозги не успевают закипеть — я взлетаю: Лео подхватывает меня и одним движением усаживает на умывальник. Господи? Когда это он бумаги тут туалетной столько перевёл? Перину мне замутил? Я не могла не заметить таких усилий… это он ещё до моего прихода подготовился, гад!

Он смотрит в глаза — зеленоглазый змий с прищуром — и я понимаю — тягаться с ним бесполезно, мне при любом раскладе крышка.

Держит за талию, не отрывая взгляда, и отводит свои бёдра назад:

— Столько хватит?

И я конечно оторопеваю. Сантиметров… тридцать? Вот столько да?

— Ты себе льстишь, — говорю. — Но ты выиграл, амплитуды тут точно хватит.

В дверь стучат, и я сразу спрыгиваю вниз. Причём метила правой ступнёй приземлиться вначале на обод унитаза, но что-то видно не срослось сегодня — мой ангел хранитель взял отгул.

У Лео вначале удушающий смех, потом протрезвевший испуг:

— Больно? — вопрошает, собрав брови домиком и чуть ли не плача. Не от горя, конечно.

— Нет. Но она… застряла.

— Подвигай ногой вправо-влево, должна выйти, — старается говорить, а не ржать.

— Я уже двигала — не выходит, — сообщаю.

И вот тут уже и меня накрывает приступом хохота. В связи с этим у Лео вообще срывает тормоза, он даже умудряется согнуться от смеха пополам. Может, если бы вина было меньше, мы с ним отнеслись бы к проблеме серьёзнее… но его было две бутылки. Хорошего итальянского вина.

Командир самолёта объявляет высоту, время, погоду и известие о посадке, в дверь снова стучат.

— Займите своё место в салоне! Самолёт идёт на посадку!

— Твою мать… — соображает Лео, всё ещё сражаясь с волнами смеха.

— Она давно не с нами, — напоминаю ему. — Так что давай, придумай что-нибудь поскорее — ты же математик или программист? Как у тебя с алгоритмическим мышлением? Блесни давай, пока нас не скинули с этого самолёта…

И он придумывает. Выливает флакон геля для рук с запахом волшебства в унитаз. При этом конечно, едва стоит на ногах и ржёт.

— Двигай теперь, говорит, — уже почти успокоившись. — Должно сработать.

И я двигаю. Бедром. Попой. Туловищем ещё. Но всё бесполезно — правая ступня намертво в унитазе. Хорошо, думаю, что босоножки сняла — точно каблук бы сломался.

В дверь снова стучат. Вернее, долбят.

— Да-да! Уже выхожу! Терпение, господа, я почти кончила… тьфу ты, закончила!

Лео плющит. Кажется, у него какой-нибудь психический коллапс. Ну, просто нормальные люди так не хохочут, задыхаясь.

— Лея! Сейчас же на место! Ты нарушаешь технику безопасности! — Клэр.

Как она меня вычислила? По пустующему креслу в самолёте? Или по голосу…, наверное, второе.

— Самолёт сбрасывает высоту! Через пять минут посадка! Мы в Торонто! Выходи сейчас же!

— Я застряла, Клэр! — протяжно жалуюсь и стараюсь не смеяться. Как можно? Когда конец моей жизни так близок!

Лео открывает замок ой мама, лучше б я не видела её лица… Взгляд одноклассницы вначале задерживается на Лео, потом на мне, потом добирается до унитаза. И её глаза едва не вылезают из орбит, рот в прямом смысле открывается.

— Клэээр, — жалобно тяну. — Я застряла… выручай.

Она снова смотрит на Лео:

— Да ну на хрен… Вы издеваетесь?

Он убирает от лица руку, которая до этого зажимала его рот.

— Мы тут это… глаза закапывали… Да, Лея?

— Точно! — говорю.

— А где капли? — вопрошает она не своим голосом.

В рубашке. А рубашка его где?

— Они в унитаз… случайно упали. Я как раз пыталась их достать и застряла…

Клэр произносит слово, которое никак нельзя вносить в протокол. Много таких слов. Лео, гад, не переставая ржать, куда-то сваливает, Клэр, склоняя меня по всем немецким падежам, хватает мою ногу за икру и начинает тянуть. Мне не то что бы больно, скорее смешно и стыдно одновременно. Такое бывает? Наверное, если перепить.

— Хвала Богам! — буквально ору. — Мой рыцарь вернулся!

В руках у него вместо булавы и копья три бутылки геля — остальные туалеты самолёта, видно, обобрал.

— Клэр! — строго приказывает ей — ну, насколько это возможно в нашей ситуации. — Занимай своё место. Сейчас! Здесь я сам разберусь.

Она мгновение колеблется, но он на неё снова так рявкает, уже без улыбки, что я аж едва не выпрыгиваю из унитаза:

— Сейчас! Клэр!

Его руки уже выдавливают флаконы в унитаз — моя нога буквально плавает в геле. Лео не тянет её, раскачивает из стороны в сторону, пытается вращать, и о чудо из чудес — она начинает понемногу двигаться. Пока не выскальзывает окончательно.