Смерть в темпе «аллегро» - Константин Валерьевич Ивлев

А что, ваш знакомый не рассказывал вам?

– Знакомый? – в один голос спросили сыщики.

– Да, профессор Каменев. – Он проводил меня до аптеки, а я рассказала ему то же, что и вам. А он что – не с вами?

– Он бывает… эксцентричен, – подбирая слова, процедил Филимонов. – И забывчив.

– Наш разговор с Петром Казимировичем тогда растянулся, – продолжила вдова. – Знаете, мы сами даже не заметили, как проговорили пять с половиной часов. Время было уже позднее и он предложил пообедать вместе. Тут мы с Мишей и увидели друг друга. Говорят, что любви с первого взгляда не бывает… Ложь! Это была она… – Эльза запнулась. – И вы не можете себе представить, каково это: за неделю потерять сначала человека, который познакомил нас с мужем, затем любимого, а теперь его отца – моего благодетеля – и больше того: быть подозреваемой в этих злодеяниях.

– Да, примите наши соболезнования, – поспешил заверить ее надворный советник. – Вы правы: мы не понимаем, какого это, даже в мыслях не имеем.

Здесь следует заметить, что в мыслях Уварова действительно крутилось одно сочувствие к Эльзе, хотя исключать ее из числа подозреваемых не было никаких оснований. В голове Филимонова крутилась совсем иная, более прозаическая и менее возвышенная мысль: «Убью! Николай, только попадись мне на глаза, дай только встретить тебя – посажу на десять суток в предвариловку. Пусть думает в следующий раз, что делает и о чем молчит. Опрашивать свидетеля или убийцу без нашего ведома – да еще ни слова не сказать об этом! Ни слова!»

Дворецкий на сто процентов подтвердил показания Эльзы, присовокупив к тому, что никто из посторонних не только не заходил в дом за последние два дня, но и не мог этого сделать. Ему поверили и в доказательство этого провели обыск, также ничего не давший. Преступление – если, конечно, это было оно – совершил кто-то из своих.

Закончив в доме, сыщики отправились в морг, где доктор Иван Аронович делал себе мнение уже по результатам вскрытия.

– Могу лишь подтвердить все ранее сказанное. Кардиогенного шока, к счастью, не было, – заметил он, стоя у трупа, – зато была сердечная астма на фоне стенокардического ухудшения кровообращения. Она и послужила причиной смерти.

– Не было ли передозировки дигиталиса как у Васильевского? – спросил статский советник.

– Передозировки? Нет, никоим образом – дигиталиса в крови вообще не обнаружено, как не обнаружено и нитроглицерина.

– Хорошо, передозировки не было. Может быть, была недодозировка? – продолжал сыщик. – Могло так случиться, что он умер от нехватки лекарства?

– Теоретически… – доктор задумчиво потер переносицу. – Теоретически это возможно. Шанс выжить у него был, прими он лекарство вовремя, но сказать, что выжил бы гарантированно? Нет, не берусь такое сказать. Если это и было убийством, то способ его – не лишение лекарства, а доведение до приступа.

– Уверены?

– Уверен, – кивнул врач.

Сыщики вышли из покойницкой и медленно направились в сторону полицейского участка.

– Антон Карлович, – почесав затылок, вдруг сказал Уваров. – Я очень боюсь одного обстоятельства.

– Боишься? Какого?

– Как ни трудно это признавать, я боюсь, что наш профессор был прав. Это не банда.

– Брось, – отрезал Филимонов. – Одна смерть в ряду ничего не значит.

«Может быть… Может быть» – повторял и не мог остановиться надворный советник. К концу пути, впрочем, он несколько унял свои сомнения: в самом деле, если Званцев был убит, то это могло быть не связано с прошлыми смертями. Его элементарно могла убить Эльза, желающая получить наследство, а весь ее слезливо-розовый рассказ – не более, чем выдумка. Все остальные смерти в таком случае вполне можно отнести на счет банды. «Но может быть» – продолжал он все время беззвучно повторять в голове, пока не дошел до участка.

Там дежурный вручил ему протоколы и надворный советник пригласил Филимонова на своеобразную обзорную экскурсию.

– Вот они, все тут, – обвел он рукой почтенное собрание.

Почтенное собрание сидело в камерах, негромко переговаривалось, играло в карты и внимания к себе полицейского начальства как бы не замечало.

– Сколько их тут? – спросил Филимонов. Надворный советник пробежался глазами по рапорту и зачитал:

– Банда Грязного – три человека, не всех взяли. На них грабеж, пара налетов. Банда Селивановского в полном составе: восемь человек. Эти у нас интеллигенты – промышляют подделкой денег, шантажом – хотя было несколько ограблений. Шайка Михальчука – это серьезные господа: грабежи, убийства, в том числе заказные, разбой. Тоже восемь человек.

– И все? – спросил Антон Карлович: больше в камерах никого не было. – Больше никого не задержали?

– Отчего же не задержали? – возразил Уваров. – Пройдемте внутрь. Решили их держать по отдельности, а то не приведи Господи что случится: перережут друг друга в камерах, а нам отвечать.

В подвальном помещении располагались еще три камеры, где сидела публика столь же почтенная, что и наверху – а может и более того.

– В самой ближней камере настаиваются члены шайки… черти, как его? Да неважно, в общем. Солидные господа: ограбление банка, двух ювелирных, несколько убийств…

– Мокрое не пришьешь, – послышалось из-за двери.

– Надо – пришью нужное, не надо – оторву лишнее, – ответил Владимир Алексеевич и густо покраснел, осознав, что произнес это при начальстве.

– Да правильно-правильно, нечего миндальничать, – заметил шеф. – Дальше кто?

– Апартаменты за номером два занимает гражданин Хохлов со товарищи: налет на казначейскую карету, совершение при том четырех убийств и двух покушений на причинение смерти. Кроме того, за гражданином Хохловым числится рукоприкладство, публичный цинизм в форме… впрочем, умолчу о форме оного, а также многочисленные грабежи.

– Пока что самый вероятный кандидат на наше дело, – буркнул статский советник.

– Не совсем, Антон Карлович. Камера номер три…

В третьем нумере, обычно свободном, располагалась компания, которую Уваров счет и самой опасной, и наиболее вероятной насчет дела Васильевского и Званцева.

– Террористическая группа левого толка. Это как те, о которых Званцев говорил, но там были читатели – а тут радикалы, фанатики до мозга костей. Ограбления казенных карет – раз. Убийства при совершении этих ограблений – два. Политическая база на предмет уничтожения правящего класса – три. Опять же, задержали недалеко от места преступления – четыре.

– Признались?

– Молчат. Вернее, признали ограбления, признали убийства – даже с каким-то гонором, гордостью непонятной. Но вот насчет Васильевских и Званцевых отпираются. Но это ничего, дайте время – сознаются. Если только…

– Если что? – насторожился Филимонов.

– Если только, Антон Карлович, наш профессор и в самом деле прав. Не могу отделаться от сомнений. Если он прав, никто из них не виноват в этих смертях.

– Выкини из головы, – отчеканил Филимонов. – Даже думать об этом сейчас