Российский бутерброд - Геннадий Смирнов

– А как я должен на это смотреть? – с гримасой детской непосредственности произнёс Василь Васильич и совершенно серьёзно добавил: – Мы здесь с тобой сидим не для того, чтобы смотреть и удивляться, а чтобы решать и не сомневаться.

– Но… – хотел было ещё что-то сказать Иван Иваныч, однако собеседник скривился, как от зубной боли и махнул рукой. – Я тебя умоляю! Всё будет нормально. Ты на эти циферки особого внимания не обращай. Я же сказал, что мы всё решили. А то, что, как ты выражаешься, – преимущество хрупкое, – так это даже очень неплохо. Представляешь, какой бы поднялся кипиш, если бы у нас было, как в прошлый раз? И не дай Бог кому-то в этом вопросе перестараться, – нас наши закордонныё «учителя» своими порицаниями задолбают, как этот конь Долбак – Танюшкин креатив. Для твоего спокойствия открою тебе один маленький секрет. На самый, самый крайний случай есть у нас в рукаве джокер. Знаешь, что такое джокер? Иван Иваныч утвердительно кивнул головой. Так вот, – продолжил Василь Васильич, – на этой волшебной карте иногда изображается то ли клоун, то ли скоморох с двумя головами или лицами, – не помню. Знаю одно, что наш в этом плане не отличается, потому что тоже состоит из двух компонентов: наших загранпредставительств там и силового блока здесь.

Иван Иваныч взглянул на собеседника, как будто хотел спросить: «Ну и что?»

– Ну да, – как бы, с сожалением произнёс Василь Васильич, – ты же ни за границей не работал, ни к силовикам никакого отношения не имеешь. Ладно, слушай. За рубежами нашей необъятной родины проживает не менее необъятное количество наших соотечественников. К примеру, только в Германии… – Василь Васильич мечтательно закрыл глаза и перед ним, со скоростью, приближающейся к первой космической, промелькнули дорогие сердцу саксонские пейзажи и интерьеры. Однако калейдоскоп воспоминаний едва начав раскручиваться, внезапно погас, наткнувшись на нетерпеливое покашливание Иван Иваныча.

– Гм, так вот, – продолжил Василь Васильич, как ни в чём не бывало, – только в одной Германии их не меньше «лимона» и все они придут. Они любят приходить в посольства. Ностальгия, понимаешь ли… А заодно и проголосуют. Хотя, могут и не голосовать, могут даже не приходить. От этого ничего не изменится, потому что я не знал и не знаю ни одного посла, который не хотел бы оставаться таковым как можно дольше и, вернувшись в Москву, занять тёплое местечко.

Ну, а с армией и ей подобными формированиями ещё проще и легитимней. Между прочим, не только из-за того, что мы пообещали им зарплату повысить. И повысим. Самое главное – так называемый личный состав. Кстати, ты в курсе, как проходит день выборов в армии? О, это надо видеть или, хотя бы, слышать от сведущих людей. Постой, а почему ты, кто просто обязан это всё знать – не знаешь?

– Как это я не знаю? Я прекрасно осведомлён в этих вопросах. Мне военный министр всегда докладывает о стопроцентной явке и таком же стопроцентном волеизъявлении, как вы выразились, личного состава.

– Какой он военный? Он с военными, даже портянками, рядом не лежал. – Скривился, как от восточно-германской водки JUWEL, Василь Васильич, и засмеялся, радуясь своему сравнению.

– Дело, собственно, сейчас не в его личности, – заступился за подчинённого Иван Иваныч, – а в том, что он понимает своё предназначение.

– И прекрасно. – Не стал обострять ситуацию Василь Васильич. – Тогда, тем более, тебе нечего волноваться. Всё будет по понятиям.

– Ну, дай Бог, дай Бог, – рассеянно произнёс Иван Иваныч, вероятно, устав от нервного напряжения, оказавшегося, как выяснилось, напрасным. Он вообще в последнее время совершал массу непонятных телодвижений явно более эмоционального, нежели рационального характера, что вызывало у окружения немалое раздражение. Создавалось впечатление, что скорое окончание его полномочий оказалось совершенной для него неожиданностью и, опомнившись, он за оставшиеся несколько месяцев решил совершить всё то, что должен был сделать или, хотя бы, делать предшествующие годы.

– Всё?

– Что «всё»?

– Отдохнул? – Добродушно улыбаясь, поинтересовался у собеседника Василь Васильич.

– «…покой нам только снится». – Так же улыбаясь, процитировал в ответ революционного поэта Иван Иваныч.

– Вот и славненько, – резюмировал Василь Васильич, – самое главное впереди, mein lieber Freund.[1] Иван Иваныч за этот день настолько привык к самым непредсказуемым сюрпризам, что совершенно не проявил интереса к интригующей реплике собеседника, что вызвало у последнего явное недоумение. Однако заниматься психологическими тренингами и экспериментами было не время, и Василь Васильич продолжил.

– Так вот, самое главное. Через несколько часов, когда закончится вся эта катавасия, – он обвёл взглядом кабинет с монитором, телевизором и прочими наглядными пособиями, – ты должен будешь с уверенной улыбкой на лице сообщить о заслуженной поддержке Партии населением нашей необъятной Родины. И выразится она в… – Василь Васильич на мгновенье задумался, затем глядя в потолок, щёлкнул большим и средним пальцем и повернулся к Иван Иванычу, – положим, в пятидесяти процентах голосов избирателей. На все вопросы о снижении количества сторонников по сравнению с прошлым разом ответ один – честным выборам честный результат. И тому подобное. Не мне тебя учить. Мальчики из компании Вадим Вадимыча уже всё посчитали и написали, так что необходимую фактуру и прочее «бла-бла» к нужному часу доставят. Успехов тебе в нашем нелёгком, можно сказать, рабском труде. На последних словах Василь Васильич ехидно хихикнул и по-отцовски, ободряюще похлопал собеседника по плечу.

Оставшись в одиночестве, Иван Иваныч некоторое время пытался осмыслить всё только что произошедшее в помещении, невольно глядя на входную дверь, так как стол, за которым он сидел, располагался аккурат напротив неё. Он готов был поспорить с кем угодно и на что угодно, вплоть до отказа от интернета до конца жизни, что Василь Васильич не выходил в дверь. Она вообще не открывалась с того самого момента, как закрылась за Борис Борисычем.

– Странно, чертовщина какая-то, – подумал Иван Иваныч и не спеша обвёл взглядом комнату в надежде всё же обнаружить в ней Василь Васильича. Вместо этого он обнаружил себя, но не там, где только что находился, а в своём рабочем кабинете, за столом, перед монитором любимого Macintosha. Экран его, как ни странно, вдруг засветился и выдал непонятную картинку с массой народа на столичных улицах с какими-то, ещё более непонятными лозунгами. Иван Иваныч интенсивно покрутил головой, затем закрыл ладонями глаза в надежде определиться, чему удивляться в первую очередь: необъяснимой трансформации VIP кабинета предвыборного штаба в его рабочий или тому, что показывал компьютер. Открыв глаза, он ещё раз взглянул на монитор. Картинка поменялась по форме, но по содержанию осталась прежней, что немедленно убедило Иван Иваныча в необходимости разобраться с происходящим по ту сторону зубчатой стены. Если выборы ещё не закончились, то происходящее – есть сущее безобразие и бессовестное нарушение законодательства. А если уже… – то это ещё хуже. Иван Иваныч снова взглянул на экран и вместо цветного изображения почему-то увидел чёрно-белое, и совершенно не из этого времени. Перед ним предстала знакомая со школьной скамьи фотография, тиражировавшаяся во всех учебниках истории как иллюстрация к теме «Февральская революция 1917 года в России».