Экспериментальная родина. Разговор с Глебом Павловским - Глеб Олегович Павловский

Всем знакома обида, что тебя не берут в игру, но обида 1991 года куда горчее. Я был силой на поле сил, но силы не стали играть. Бунт разносчиков пива в пивной – вот чем был 1991 год. Забыв себя сильных вчерашних, люди плутали, стулья падали, всех рвало. Что толку в игре, если твои подачи некому брать? Вот ужас беловежского момента. Я кинулся к Гефтеру – что с идеями? Ведь идеи сильны, они наши честь и родина. Они сильней слов, погубивших Союз. Res Publica amissa, Республика утрачена!

В книге Иван Крастев расспрашивает – и я рассказываю, что случилось, но обрывочно и неточно. Точность затруднительна, ведь главное было в капризах. В 1992-м слетал в Штаты побродить любимейшей Lexington, ароматной, как пекарни вдоль одесской улицы Артема, где хаживал из школы № 50. Заехал и в Вашингтон просто так, ни за чем. Но времена шли странные, и подруга потащила меня знакомить с вице-президентом США. Дэн Куэйл битый час внушал мне, бродяге: заставьте своего Ельцина продать японцам Курильские острова! Он знал, что мое агентство однажды помогло сорвать эту сделку, готовившуюся Горбачевым. Впрочем, все важное стряслось потом, после абсурдного разговора.

Уже выйдя от Куэйла, я рассмотрел, что старый офисный коридор здесь вымощен камнем. Серые плиты морщинисты, волнообразно истерты прибоем тысяч подошв. С любовью я всматривался в мегалит коридора власти, даже потрогал ладонью. Края плит круглились на ощупь, как галька: здесь исстари не было поражений. Сильное неясное впечатление хотел додумать, и, повалившийся на лужайке, я долго что-то марал перед Белым домом в блокнот. Твердыня американской республики возбудила жажду власти. Государство немедленно! – вот чего я желал для Москвы. Конечно, будущая стратегия еще потребует проработки, но прежде пусть выйдет неколебимая власть. Выстудит коридоры Кремля, твердыней ляжет нам под ноги. Главное, что я привез из Америки, – родину можно придумать заново!

После Вашингтона беловежская унылость прошла – новый Глеб знал, как действовать. Но умер Гефтер. Уйдя в политику с Армянского кладбища, я уже не был тем, кто бродяжничает наугад. Фонд эффективной политики строил не тот Павловский, что совсем недавно собирал митинги на Пушкинской и задумывал внепарламентское движение. Я был другой, опасный человек – и был искушен. Джордж Сорос где-то упрекнул меня, будто, «изучив технологии работы гражданского общества, Павловский создал то же для Путина». Вовсе нет, но странствия по альтернативам действительно приоткрывали их технологическую изнанку. И что мне Путин? Я сам себе стал Путиным. Я шел тяжеловооруженный с Гефтером наперевес. От него я знал, сколь непобедимо живуча русская власть, выкормленная глобальностью. Из чего она сделана? Из пожранных ею альтернатив.

Россия экспериментальна. Решение, опирающееся на себя, победит, положит основания государству и здравому смыслу. Restitutam rem publicam fore – Республика будет восстановлена. Таким был поспешный вывод техника из похождений шалопая. Боюсь, я забыл про многотомные отцовы СНИПы. Забыл его ночное корпенье над ватманами – в чистоте чертеж постройки должен быть выверен, красив и хорош.

Прочее представлено в книге. Это рассказы о моей попытке обернуть поражение в силу. Каждый вправе создать собственное событие – я так верил, так верю. О, как я презирал стариков, ушедших от схватки. Но что знал о поражениях сам? Каково человеку справиться с силой, если та в нем действительно обнаружится?

Книга начата и кончается Одессой, куда я больше не ездок. Если она История Глеба, как друг Иван назвал предисловие, то история кончена и свернулась в кольцо.

Летний кинотеатр без крыши на Комсомольской, сбоку от моего роддома. Днем он открыт и пустой – жара, нигде никого. Смотритель позволяет полить клумбы внутри. Повезло же мне жить после смерти Сталина и после войны! Белыми петуниями садовник высаживает вдоль жаркой стены МИРУ – МИР, эхолалический отзвук Мира миров по Гефтеру. Неподъемные кольца черного шланга благоухают влажной силой и властью.

Мне всех жаль. Я пожалел обо всем. Я ни от чего не отказываюсь.

Июнь 2018

* * *

Книга задумана и составлена европейским ученым Иваном Крастевым (в России выходили его книги «Управление недоверием» (2014) и «После Европы» (2018)). Профессор Крастев в подробностях расспрашивал о моих поисках, приключениях и политических действиях начиная с 1968 года. В результате вышли главки из истории СССР и РФ за полвека глазами ее деятельного участника, очень пристрастного и субъективного.

Книга впервые вышла в сокращенной редакции на болгарском языке под названием «Время и место» (издательство «Труд», София, 2017). Для русского издания я ее расширил и переработал. Благодарю Константина Гаазе и Иру Варскую за советы по доработке российской версии книги. И, конечно, выражаю признательность венскому институту IWM (Institut für die Wissenschaften vom Menschen), благодаря которому эти разговоры смогли состояться в 2012–2017 годах.

Читатель заметит, что я умолчал о сотнях людей, с которыми много и успешно работал в разные годы. Я остаюсь вам верен, друзья, и обязан решительно всем. Но мое положение таково, что не каждый обрадуется упоминанию в книге Павловского, а расспросить вас всех невозможно.

Незабвенный Александр Пятигорский при каждой встрече вымогал от меня обязательство написать современную историю России, но это свыше моих сил. Так прими эту книжицу в приношение, дорогая сутулая тень.

Г. П.