Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны - Венди З. Голдман

за питание уязвимых групп, в том числе сирот, инвалидов и физически немощных рабочих[488]. Положение, в котором оказались дети-сироты из Испании, было типично для подобных групп в целом. В конце 1942 года Р. Костылева, давний член партии, написала отчаянное письмо секретарю московского парткома. Костылева занимала должность заместителя директора детского дома, куда отправляли детей, чьи родители сражались и погибли в ходе Гражданской войны в Испании. Детей, вывезенных из Испании и отправленных в Москву, помещали в специальный детский дом, где работали советские и испанские воспитатели, а в октябре 1941 года детдом эвакуировали в деревушку в Саратовской области. Костылева, на попечении которой находились также ее собственная дочь-подросток и слепая сестра, писала, что как член партии не в состоянии молчать о том, что происходит в этом месте. Чиновники поселили детей и воспитателей в разрушенных избах без дверей, окон, крыш и полов, не предоставив даже строительных материалов для ремонта. Педагоги вместе с детьми пытались подготовиться к зиме, но им не дали дров. Вскоре дети начали болеть, а школа закрылась из‐за отсутствия отопления. Первоначально дети получали по четыреста граммов хлеба, но вскоре хлебную норму урезали до трехсот, а затем и до двухсот граммов. Другой еды ни сиротам, ни воспитателям не давали. Весной воспитатели хотели посадить картофель, но, как объяснила Костылева, картофель не удавалось ни купить за деньги, ни получить в обмен на какие-либо товары. До ближайшего рынка было 25 километров. Дети и воспитатели, брошенные в деревне на произвол судьбы, болели, мерзли и недоедали. Когда педагоги обратились за помощью в местный райком партии, им ответили, что больше ничего дать не могут и уже устали слушать про этот детдом. Крестьяне смотрели на них как на нахлебников и паразитов. Председатель сельсовета спросил одного из воспитателей – испанского коммуниста, почему он околачивается здесь, а не защищает родину от фашистов. Письмо Костылевой принесло плоды. Из Москвы его направили обратно в Саратовский обком партии, сразу же приступивший к расследованию. Секретаря райкома уволили за самоснабжение, пьянство и утрату репутации в глазах партийного актива; приняли меры по улучшению жилищных условий и питания детей и воспитателей[489]. Однако подобных жалоб поступало множество, и бо́льшая часть не дождалась столь же благоприятного решения.

Споры из‐за продовольствия, вспыхивавшие среди чиновников, распространялись и на местные запасы. Основу центральных запасов составляли продукты, собранные Наркоматом заготовок по совхозам и колхозам. Политика нецентрализованных запасов стала поводом для острого конфликта между чиновниками в центре и на местах. В марте 1942 года члены Омского обкома партии и местного совета организовали колхозные рынки. Представители профсоюза с завода № 20 быстро собрали с рабочих миллион рублей и пошли прочесывать рынки, чтобы купить для заводской столовой мясо, сливочное масло, творог, картофель, зерно, муку и пшеницу. Но когда они попытались переправить купленные продукты на завод, представители Наркомата заготовок заявили, что колхозы не выполнили нормы поставок, поэтому члены профсоюза приобрели продукты, по закону принадлежащие государству. Зайдя в тупик, директор завода и чиновники из Наркомата заготовок обратились к высшему руководству в Москве. Тем временем объекты их спора начали портиться. Тогда чиновники из Наркомата заготовок объявили, что профсоюз может забрать испорченные продукты, но пригрозили арестом тому, кто тронет зерно. Получив обращения директора завода, профсоюза и обкома, ВЦСПС из Москвы вернул дело на рассмотрение в Омский областной совет. Между тем рабочие выяснили, что потратили с трудом заработанные деньги на испорченное мясо и молоко[490]. Как и в большинстве подобных споров, ни у одной группы не было большего морального права на продовольствие, чем у другой. Все голодали.

* * *

Продовольственный кризис в тылу начал отступать лишь к середине 1944 года, когда Красная армия уже могла обеспечить себе продовольствие за пределами Советского Союза, а гражданское население СССР получало по ленд-лизу продовольственную помощь от США, Канады и Великобритании[491]. До этого времени людям в тылу приходилось полагаться на ограниченные внутренние ресурсы страны. Хотя по меньшей мере один историк высказывал мнение, что роль государства в обеспечении населения продовольствием в годы войны ничтожно мала, элементарные факты об устройстве системы снабжения в военное время опровергают эту точку зрения[492]. Городскому населению питание обеспечивали прежде всего центральные государственные запасы, пусть большинству людей этих норм было недостаточно. Суть проблемы была проста: учитывая потерю сельскохозяйственной и продовольственной базы на оккупированных территориях, государство не располагало достаточными ресурсами, чтобы кормить армию, рабочих на предприятиях и городское население. Перед ним встала неизбежная задача – выстроить иерархию распределения центральных запасов. Принципы этой иерархии, в соответствии с которыми продукты направлялись в первую очередь людям, чья работа представлялась наиболее ценной для фронта, и тем, кто был особенно уязвим для голода, одобрялись широкими слоями населения, хотя жестокие лишения терпели все. Как только объем запасов увеличился, все больше людей стали получать право на более высокие продовольственные нормы, а тем, кто страдал от истощения, старались обеспечить особое питание.

Государство не представляло собой некую абстракцию – его реальными воплощениями были партия, ГКО, ВЦСПС, советы, профсоюзы, Наркомат торговли, промышленные наркоматы и другие организации. Сама карточная система строилась на заданных государством категориях, охватывая сообщества, члены которых были представлены государственными учреждениями, защищавшими их интересы. Чтобы понять, как страна выживала в годы войны, недостаточно рассмотреть действия отдельных людей, торговавших, делавших заготовки, работавших в огороде. Переход к нецентрализованным закупкам и колхозным рынкам только усилил роль центральных государственных институтов. Как только появлялись новые ресурсы продовольствия, чиновники бурно оспаривали право на них друг у друга и обращались для разрешения таких споров к высшему руководству.

Стратегия государства, построенная на сочетании центральных ресурсов продовольствия с локальными, равно как и коллективные и индивидуальные усилия граждан, помогли людям выжить в ситуации острого дефицита военных лет. Однако успех продовольственной политики далеко не безоговорочен. Так как государство стянуло ресурсы из всех отраслей хозяйства в оборонную промышленность, предприятиям пришлось самостоятельно обеспечивать себя продуктами и товарами широкого потребления. В результате значительная часть рабочих всех заводов была задействована не на производстве, а на подсобных работах. Крестьяне, мобилизованные издалека для работы в промышленном секторе, часто выполняли на участках при заводах те же обязанности, что и в своих совхозах и колхозах. Размывание границ между разновидностями труда, входившими в круг обязанностей человека той или иной профессии, губительно сказывалось на размере вознаграждения, которое в каждой отрасли рассчитывалось по-своему. Например, заводские рабочие, собиравшие торф для топлива, получали 2 рубля 3 копейки за кубический метр; колхозникам за ту