Восход Ганимеда - Андрей Ливадный

Пулемет забился в ее руках преданно, зло, неистово, словно был живым, все понимал и ждал, верил, что в этом бою он еще не окончил свой разговор с «духами»…

В этот самый момент, когда в тылу уверовавших в свою победу боевиков оглушительно загрохотал оживший на руинах блокпоста «ДШК», головной танк вдруг окутался бурым облаком взрыва и рывком остановился, не дойдя всего каких-то десяти метров до КП.

Лада не видела скатившуюся за несколько секунд до взрыва с брони танка фигуру Рощина — она была занята БТРами, которые заметались под кинжальным огнем, неуклюже пытаясь развернуться, но, заметив взрыв, поняла — сегодня они здесь не пройдут.

С небес накатывался знакомый зловещий, деловитый стрекот…

* * *

Подняв голову, Рощин понял, что окончательно оглох.

Мутный от контузии взгляд капитана обежал позиции роты.

Последний «Т-100» полыхал в ста метрах от него. Посреди реки застыли четыре подбитых БТРа, а земля на левом берегу, где уже появились грузовики каравана, стояла дыбом, словно по ней какой-то великан беззвучно молотил стотонной кувалдой…

Переведя недоуменный взгляд на серые, пасмурные небеса, Сергей увидел до боли знакомые силуэты падающих из поднебесья вертушек.

Он знал, что их тут не должно быть, но рвущиеся из-под плоских камуфлированных фюзеляжей инверсионные линии ракет, что долбили левый берег, вспучивая взрывами тонны земли, мгновенно убедили его в том, что чудеса еще случаются на этой грешной, злой и негостеприимной земле…

…Он все еще ничего не слышал, когда вернулся на развороченный прямым попаданием КП.

У края капонира, украшенного дымящимися ошметьями маскировочной сети, он увидел Соломцева и Логвина. Рядом что-то орал в передатчик Горюнов, подле которого, озираясь, стоял незнакомый офицер в мягком летном шлеме.

— Стрижелов! — позвал капитан, опускаясь на перевернутый ящик. — Сгоняй влево по ходу сообщения, там сразу за воронкой мой автомат! Засыпало! — орал он, не слыша собственного голоса. — Горюнов, какие потери?!

Сержант обернулся, пошевелив губами.

— Что?! Говори громче, не слышу!

Отчаявшись докричаться, Горюнов растопырил пятерню и, дважды разжав пальцы в выразительном жесте, чиркнул ребром ладони по суставам.

«Десять раненых…» — понял его жест Рощин, и на душе стало легче. Как говорят в официальных сводках: «Невосполнимых потерь нет». Для капитана, готового к худшему, это могло показаться настоящим чудом…

Наблюдавший эту сцену офицер в летной форме вытащил блокнот и нацарапал карандашом несколько строк. Потом подошел к Рощину и протянул ему бумагу.

«Прилетел за прикомандированным к вашему взводу снайпером по приказу майора Колышева, — прочитал Сергей. — Срочно. Имею при себе оформленный приказ».

«Вот, значит, откуда вертушки…»

— Заберешь раненых, тогда полетишь! — ответил Рощин, хлопнув того по плечу.

По частично обвалившейся траншее бежал Стрижелов, прижимая к груди «АКСУ» капитана, а с развороченных танками позиций к севшим вертолетам уже несли раненых бойцов.

Сергей развернулся, бросая взгляд на окрестности.

Он еще не знал, что произошло на правом фланге в самый критический момент боя, — дым заслонял от него панораму развороченного двумя прямыми попаданиями блокпоста, но одного взгляда на подбитые БТРы, которые застыли в воде, не дойдя нескольких метров до берега и оголившихся, беззащитных в тот момент позиций, было достаточно, чтобы Рощин безошибочно определил — взвод спас именно «ДШК», который в самый критический миг вдруг ожил, выкосив кинжальным огнем подобравшихся прямо к траншеям боевиков и остановив бронемашины…

В этот момент налетевший порыв ветра отогнал дым, и он увидел ту самую женщину-снайпера, которая шла по развороченным воронками позициям, согнувшись под весом станины «ДШК», а за ней, поддерживая друг друга, шатаясь, брели Малышев и Горенко.

Внезапно она остановилась, опустила пулемет и пристально посмотрела в сторону севших вертушек.

Рощин хотел окликнуть ее, но не успел.

Заметив кого-то в проеме люка, Лада, забыв про пулемет, неестественно выпрямившись, пошла к вертолету.

Сергею не нужно было комментировать каменное выражение ее испачканного кровью и порохом лица. Она знала нечто, прямо относящееся к этому бою. Того, чего не знал и, возможно, никогда не узнает он.

То, что случилось затем, Рощин запомнил на всю жизнь. Лада исчезла в сумеречных глубинах десантного отсека, а секунду спустя на обожженную взрывами траву оттуда, вверх тормашками вылетел человек, только что получивший сокрушительный удар в челюсть.

Капитан понятия не имел, кто бы это мог быть, лишь заметил, как сверкнули в пасмурном свете полудня майорские звезды на его погонах.

Боевые испытания закончились.

Москва. Июль 2028 года

Драгоценные ночные часы утекали, словно вода, сочащаяся в жадный песок. Приближался рассвет, а она сидела в напряженной позе у погашенного монитора, в матовых глубинах которого пряталась смутная тень отражения.

Измученный разум пребывал в жестоком конфликте с физически здоровым телом — нужно бы забыться, уснуть, но сон не шел… В такие минуты он казался чем-то недостижимым, из разряда великих мирских благ, которых она лишена за какой-то неведомый ей самой грех.

Действительность давила своей неизбежностью приближался новый день, и ей предстояло жить, несмотря на явный саботаж измученной психики…

В соседней комнате тускло светил экран и мягко вздыхал насос аппарата насильственной вентиляции легких. Этот тихий звук делал квартиру чужой, незнакомой и враждебной… Она вздохнула, не в силах больше сидеть у погасшего монитора, но и не зная, куда деть себя, как скоротать тоску не только этих предрассветных часов, но и всей своей жизни, которая вдруг превратилась в созданный ее собственным сознанием ад…

«Человек живет и умирает в одиночку…» — эту фразу любил повторять Антон Петрович. Тогда зачем он подобрал ее? Зачем дал вкусить человеческого тепла, а затем продал ее душу дьяволу по имени Колышев?

Она закрыла глаза, и красивые длинные ресницы затрепетали, не желая смыкаться. Словно она боялась погрузиться в пучину беспамятства.

Нет… Теперь память Лады, к сожалению, оставалась слишком тверда — склероз, видимо, больше уже никогда не грозил ей… Она будет помнить все и всегда до мельчайших подробностей, и, понимая это, Лада чувствовала — нужно сломить себя изнутри, снова научиться забывать, прятать накопившуюся сверх всякой меры информацию от самой себя, иначе не выдержит и ее мозг…

Сонный на вид охранник, что сидел развалясь за низким столом-тумбой в просторном коридоре так хорошо знакомой ей квартиры, поднял глаза, уловив за полупрозрачным матовым стеклом дверей смутное движение.