INFERNAL - Алексей Вилков

– Я давал подписку о невыезде?

– Нет. В общем, делайте, что хотите. Всё равно от вас ничего не добьёшься.

– Я старался вам помочь.

– Всего доброго.

Раздражённый Звонарёв бодрой россыпью покинул кафе. Так я отделался от следствия лёгким испугом. В целом моё выступление пришлось по вкусу. Были прославленные учителя. Что Лиза, что Адель – все умели запутать собеседника и морочить всем головы, а я их достойный ученик. Но так я сдал и Адель. Пусть и она помается под допросом ветерана МУРа. И я не случайно спросил его про Акунина, ведь он напоминал легендарного сыщика при дворе. Нет, не внешностью, и Звонарёв даже не заикался, но меня не покидало смутное ощущение, что он стремится походить на Фандорина какими-то неуловимыми ужимками и остротой взгляда. Даже одет он очень строго, только фрака и шляпы не хватало для полного колорита. Почти эстет сыска. Но у него вряд ли имеется оруженосец и советник – верный азиат. Кто зарекнётся? Может и есть. Последнее время меня окружали одни эстеты: один исчезнувший Ливенсон чего стоит. Кругом одни эстеты – эстеты секса, эстеты сыска. Сыск и секс – однокоренные слова, имеющие одну цель, и процесс похож: и там, и там тебя имеют по полной. Кто-то обязательно получит удовольствие.

Чаще кто-то другой, но не ты.

Но Адель та ещё сучка! Нагородит Звонарёву всякой херни. Учитывая нашу взаимную симпатию, запросто накатает на меня телегу и ещё обязательно добавит, что именно я довёл Лизу до самоубийства. Следом я понял, какую допустил ошибку, как попал впросак, и чем это может мне обернуться. А подлая сучка Адель сдаст меня с потрохами, если она что-то знает. Но что именно? Если Лиза планировала смерть, то, возможно, проговорилась. Они и с Адель иногда любили поболтать о вечном, упоминая безликую женщину с косой и в капюшоне. Каюсь, господа, каюсь. Я совершил очень наивный поступок, направив сыскного пса в объятия полоумной литераторши.

Совесть заела, и я посчитал своим долгом предупредить Адель о надвигающейся угрозе, чтоб она не сболтнула лишнего и не нагородила несусветной ерунды. Я б предупредил, и она не стала бы мстить, а ерунды она наговорит сама по себе. Ерунда бывает разная: пустячная и не очень, опасная и смертельная, а Адель способна на многое, как и её буйственная фантазия.

Вечная фантазёрка, Адель…

К счастью, её номер высвечивался на табло, и я впервые по собственному желанию набрал его. Не дожидаясь кончины гудка, Адель ответила. Признаться, она не была удивлена, словно ждала целый день моего звонка. Поэтесса снова пустилась в воспоминания, не давая мне ни единого шанса начать разговор о насущном.

Она медленно причитала мне в ухо, как проплакала всю ночь напролёт и выбросила в урну целую упаковку салфеток. Ей снилась Лиза. Признаться, и мне она снилась, но только отрывками, мимолётно, ещё не собравшись в единый образ. Всё постепенно, уверял я себя и довольствовался малым. Но и Адель не хвасталась полной картиной. Ей Лиза приснилась в образе чудного лепестка, опавшего с вербы и медленно летящего по ветру. Оценив точность метафоры, я предложил написать новый стих. Адель отнеслась к предложению серьёзно, но посетовала, что находится в глубоком кризисе и скорби, отчего ей сейчас не до творчества.

Возникла горемычная пауза, и я перешёл в наступление. Виноватым голосом я сообщил, что со мной разговаривал следователь, но я ничего толком ему не сообщил, а он заставил меня под нажимом дать ему все сведения, касающиеся Лизы. В них попала и Адель. Я искренне извинялся, но Адель восприняла эту новость с прежним хладнокровием и стойкостью.

«Следователь так следователь, – отвечала она. – Прокатит». И не таких эскулапов она ломала и обводила вокруг пальца. Мне пришлось постыдиться, что я предупредил её и испортил сюрприз. Но чему суждено сбыться, того не миновать. Адель даже похвалила меня за проявленную чуткость и добавила, что многое в наших отношениях изменится, и мы станем чуточку ближе. Тактично промолчав, я пожелал ей не спешить в прогнозах наших отношений. Адель издала горький смешок и повесила трубку, а я ещё сильнее запутался.

Получалось, будто тот разговор был нужен больше ей, чем следователю. Пусть выговорится, обещал я себе, и доведёт Звонарёва до нервного срыва. Что мне беспокоиться? Если Адель хочет дружить, то пусть ведёт себя смирно. Девятый день ещё не прошёл, то есть Лиза находится рядом и следит за каждым нашим поступком. В такой момент Адель не станет её огорчать. Тем более, подлая сучка так же верит в её бессмертие, как верю в него я. Лиза ещё жива, в чём всем предстоит убедиться. Как я мечтал в это верить и верил, продолжая обманывать себя, основываясь на сакральном послании. Рукописи не горят и письма тоже. И пусть они написаны не на пергаменте, а набраны клавишами – не имеет определяющего значения. И если послания пишут, значит, это кому-нибудь нужно. Так же как и со звёздами – классика не обманешь, а я нужен Лизе, а Лиза нужна мне – просто необходима…

Одновременно я дал себе клятву раскрыть все обстоятельства её гибели, и в этом мне поможет Адель. Иначе я лично повешу её на первом суку, если она откажется. Всё кругом нечисто, а значит, Адель может многое рассказать. Она примешана к её гибели и прольёт свет, что делать с пропавшей парой?! Вопрос открыт. Ливенсоны исчезли. Найти их так же просто, как иголку в стогу сена. Можно попробовать перерыть Лизину почту и взломать все имеющиеся серверы, надеявшись на удачу, но и это вряд ли поможет. Как всё запущено! Я корил себя, что даже не догадался спросить их номера – всё произошло помимо моей воли, всё спланировали за меня, а я был лишь немым участником грандиозных событий с трагическим исходом. Лиза отрежиссировала всю постановку, став главной героиней, коей суждено умереть в финале и умереть без обмана.

Нежданно и негаданно мои думы прервал резвый звонок. Поначалу я не поверил цветной фотографии, но на меня глазела туповатая рожица Секира.

– Разве подлец идёт на поправку? – справедливо подумал я.

Голос Секира оставлял желать лучшего: хриплый, с покашливанием, надсадный, но трезвый. Первым делом я спросил, всё ли с ним в порядке. Как настоящий воин, он не жаловался, а пытался предупредить, что ещё не скоро вернётся в бой. Я не стал сообщать ему скорбную весть, подозревая, что это никак не пойдёт ему на пользу, но Секир для того и звонил, чтобы выразить соболезнование. Белкин успел предупредить его. Информация о смерти распространяется почти так же молниеносно, как нелепые доводы и пустые слухи. Пришлось поблагодарить компаньона за сочувствие, добавив, что я худо-бедно справляюсь с горем и желаю ему поскорее встать на ноги и вернуться в строй. Затем я посетовал на нехватку кадров, добавив, что его невозможно заменить, и нам придётся пахать за двоих. Секиру это польстило, он дико извинялся и поддерживал меня, а я сознался, что Белкин чуть не ушёл в запой, и тогда всему делу наступила бы крышка, но я вытащил его, как Мюнхгаузена, за волосы и поставил на место. Под конец я признался, что сам скоро сольюсь с бутылкой, ибо депрессняк накатывает по полной, и плохие мысли одуревают мозг. И дела наши пошли херово, как выразился Владик, наступила широкая чёрная полоса. Секир согласился с чёрной полосой и пообещал ускорить выздоровление. Я напутствовал его, чтоб он справился. Как-никак, жизнь продолжается, в том числе и моя, и я справлюсь. На оптимистичной ноте разговор внезапно смолк. Связь оборвалась, или у Секира села батарейка, что было очень кстати – выслушивать пресные соболезнования уже не хватало сил.