Валькирия рейха - Михель Гавен

Конечно, молодая русская уборщица привлекла внимание летчиков. Офицеры часто подшучивали над Верой. Приняв серьезный вид, они, будто забыв, что она понимает по-немецки, начинали громко обсуждать достоинства ее фигуры, цвет кожи, глаза. Вера и без того чувствовала себя нескладехой по сравнению, например, с Зизи, не говоря уже о спортивной, подтянутой полковнице. Поэтому, густо покраснев, она всякий раз бросала тряпку и выбегала из комнаты. Офицеры дружно смеялись ей вслед. Среди офицеров особенно выделялся молодой, очень интересный капитан. Вера слышала, что он слыл одним из героев немецкой авиации. Она как-то видела, как он причесывался перед зеркалом, собираясь на банкет в Минск. Он был и впрямь красив и элегантен в подогнанной по фигуре парадной форме и увешан орденами, как картина. Говорили, что он командовал знаменитой эскадрильей. Он жил в одной комнате с заместителем полковницы, синеглазым, неторопливым брюнетом. Тот никогда не подтрунивал над Верой, но она замечала, нередко наблюдал за ней с любопытством, будто она была какой-то диковиной. Порой на правах старшего, по званию и положению, он останавливал «не в меру расшутившуюся молодежь», видя слезы в глазах Веры, когда те перегибали палку и переходили на непристойности, а уж тем более, давали волю рукам.

Отношения Веры с Зизи складывались трудно. Горничная полковницы была капризна, недоверчива и придирчива. К тому же Вера плохо понимала ее австрийский акцент. Но как-то, когда Зизи необходимо было отлучиться в Минск за продуктами, она поручила Вере убрать в комнате полковницы, строго предупредив, что она ни коем случае не должна прикасаться к бумагам и, не приведи господь, что-нибудь пропадет. Вера страшно разволновалась. Она бы предпочла избежать такого поручения, но это было невозможно. Вытирая пыль с мебели, Вера неожиданно наткнулась на фотографический портрет, стоящий в рамке на тумбочке у кровати. Вспомнив наказ Зизи ничего не трогать и ничего не разглядывать, Вера сперва поспешно отвернулась, но любопытство оказалось сильней. Она осторожно подвинула портрет к свету. На нем был изображен молодой мужчина в военной форме с гордым, надменным лицом победителя. Он был снят в профиль в тот момент, когда, салютуя флагу, поднял руку в нацистском приветствии. Снизу на портрете было что-то написано по-немецки. Вера хотела было прочесть надпись и начала уже разбирать иностранные слова, – фотография была адресована какой-то Лене. «Надо же, русское имя», – подумала Вера про себя. Вдруг дверь в комнату открылась, кто-то вошел. Вера испугалась. Зизи несколько раз повторила ей, что входить в комнату полковницы не позволяется никому, кроме самой фрау Райч и ее прислуги. Но Зизи уехала, только что. Так может, это полковница?.. Вера даже зажмурила глаза: сейчас отругают, а может быть, даже уволят и тогда..? Со страхом она обернулась. Перед ней стоял капитан Эрих Хартман. Вера уже знала, что красивого белокурого офицера, которого она выделила и запомнила среди прочих, зовут Эрих Хартман. С удивлением она увидела, что он сильно пьян. В расстегнутом кителе, неопрятный, он, нетвердо ступая по ковру, подошел к тумбочке, взял фотографию мужчины в военной форме, несколько мгновений пристально смотрел на нее, прищурив светлые глаза. Потом неожиданно бросил портрет на кровать и спросил, обернувшись к Вере:

– Ну, что? Нравятся вам арийские мужчины, фрейлян? – и кивнул на портрет. Его вопрос прозвучал резко, будто развернулась сжатая туго пружина. Вера не нашлась, что ответить. Что-то смущенно пробормотала, в растерянности отступая к дверям. Он схватил ее за руку.

– Отвечайте! – требование короткое и жесткое как щелчок.

– Я не знаю… не понимаю… – пролепетала она, пряча глаза и едва сдерживая готовые вот-вот хлынуть слезы. – Простите..

Внезапно он обнял ее, тесно прижав к себе. Ее обожгло его горячее, глубокое, учащенное дыхание. Вера вскрикнула. Она отчаянно пыталась вырваться из его объятий, избежать прикосновения его жадных губ и, как ни странно, холодных, равнодушных рук. С ужасом она почувствовала, что он увлекает ее с собой на постель, на постель полковницы. Про себя Вера поклялась в этот момент, что если он изнасилует ее, она покончит с собой, свет будет ей не мил. Она сопротивлялась изо всех сил и, к счастью, ей удалось выскользнуть из его рук, когда он уже почти сорвал с нее одежду. Не думая, в каком она виде, полураздетая, Вера со всех ног бросилась в коридор и тут же в нескольких шагах от комнаты, где все происходило, лицом к лицу столкнулась с полковницей.

– Что здесь происходит? – строго спросила Райч. За спиной Вера почувствовала разгоряченное дыхание Хартмана, он выбежал вслед за ней и тоже столкнулся с полковницей. Оба молчали. Полковница окинула их ироническим взглядом и насмешливо произнесла, обращаясь к Хартману:

– Прекратите свои скотские любезности, капитан, видите себя прилично, как полагается офицеру.

Вера поразилась, увидев, как изменился в лице Хартман при словах полковницы. Он мгновенно протрезвел и, кажется, вообще забыл о существовании Веры.

– Лена… – верно, он что-то хотел сказать в свое оправдание, но, не удостоив его больше ни единым словом и не желая, видимо, слушать, полковница холодно кивнула и проследовала в свой кабинет. Так значит, Райч зовут Лена – Вера была озадачена своим открытием. И та фотография, что стоит на тумбочке в ее комнате, была подарена ей. Интересно, кто изображен на ней, ее муж? А Хартман… Он всегда был такой выдержанный и воспитанный, не позволял себе никаких вольностей и даже однажды спас Веру от липких приставаний своего коллеги, подвыпившего летчика. Вера улыбнулась тогда своему неожиданному заступнику. Он казался ей особенным, не похожим на других. Не только потому, что был очень красив внешне, знаменит и все офицеры относились к нему с уважением и не фамильярничали с ним, даже те, кто имел звания выше и был старше по возрасту. Но и потому, что в глубине души Вера считала его порядочным человеком и про себя очень симпатизировала ему. И вдруг такой оборот. Не кто-нибудь, а именно Хартман. Вера подозревала, что взрыв эмоций, охвативший капитана, был как-то связан с портретом и с Райч. Придя в себя, он извинился перед Верой:

– Простите, фрейлян, я обидел вас, – и даже поцеловал руку. Вера опешила: немецкий офицер?!

– Вас теперь накажут? – робко спросила она и посетовала: – не надо было мне так кричать.

Он рассмеялся:

– Конечно, не надо было, фрейлян – сказал шутливо, понимая всю неловкость создавшейся ситуации. А потом, вдруг погрустнев, произнес, глядя Райч вслед:

– Меня давно уже наказали, – ему вспомнились все признания Хелене «не знаю» и «не могу забыть…» Но Вера, конечно, не поняла, что он имел ввиду. Чтобы не привлекать внимания других офицеров, она поспешила ретироваться. В тот вечер Вера долго не могла заснуть. Полковница представлялась ей в роли злой феи-разлучницы. Быть может, она разлучила Хартмана с его девушкой, забрав на войну, разбила его жизнь, а тот мужчина на портрете – какой-нибудь суровый нацистский фюрер, который тоже имеет к этому отношение. И в полудреме эта несчастная возлюбленная Хартмана виделась ей чем-то похожей на нее саму. Но даже в самом фантастическом сне Вера не могла себе вообразить того, что вскоре случайно узнала в действительности: предметом любви Хартмана была сама полковница. Уж что-что, а любовные переживания совсем не вязались с образом чопорной, надушенной Райч.