Диетлэнд - Сарей Уокер

Я уже выполнила три первых задания, было бы глупо сейчас все бросать, так что я согласилась. Я хотела увидеть выражение лица Престона, когда он поймет, кого пригласил. Какой будет его реакция, когда он увидит меня? Плам будет опозорена, как она того и заслуживает.

До свидания оставалось еще несколько часов, но я начала готовиться заранее, зная, что у меня это займет кучу времени. На моей недавно депилированной коже уже начали прорастать волоски, так что я слегка подбрила ноги и подмышки. Раковина и кафельный пол тут же запестрели короткими черными волосками и капельками крови. Я вытерла кровь куском туалетной бумаги. Я не так уж часто брилась и поняла, что лучше бы мне было сделать это в ванной. В зеркале я видела, что моя вульва по-прежнему гладкая и безволосая – мне не нравилось смотреть на нее. Даже часть моего тела, из которой лилась моча и кровь, нуждалась в усовершенствовании и преображении.

Я искупалась и помыла голову, надела трусы, «Тростинц», новый бюстгальтер с эффектом пуш-ап, натянула утягивающие колготки с высокой талией. Подол поплинового платья, которое перешила для меня Руби, испачкался, когда я упала на колени на платформе, так что я надела одно из моих обычных черных платьев. Я чувствовала себя лошадью в сбруе. Сидеть во всем этом за ужином будет невероятно сложно, не говоря уже о том, чтобы есть. Но девушки не едят на свиданиях. По крайней мере, я думала, что они не едят. Я никогда не ходила на свидание, так что не знала, как себя вести. Я пыталась вспомнить, что делали героини популярных фильмов. Туманы лжи окутывали это действо. Нужно будет притворяться, что ты красивее, стройнее и совсем не голодна. «Быть женщиной значит быть притворщицей», – сказала мне тогда Марло.

Я уложила волосы, глядясь в зеркало в ванной: выпрямила и зафиксировала лаком гладкие черные пряди. Затем приступила к макияжу, стараясь сделать все в точности как показывал специалист: праймер, основа, консилер. Под слоями всего этого естественные черты моего лица стирались. Затем я начала орудовать кистями – нанесла румяна и бронзер, но тут же все стерла, потому что получилась обгоревшей на солнце, а не обласканной лучами, как было задумано. Потом глаза. Я завила щипцами ресницы, ну или то, что принято называть ресницами, подвела глаза, нанесла немного светлых теней на веки и начернила ресницы тушью. Затем пару раз провела карандашом по бровям, оставив губы напоследок. Я долго рылась в помадах и блесках, пока не выбрала розовый оттенок «Красотка в законе».

Я на пару шагов отступила от зеркала, чтобы осмотреть себя со всех сторон. По словам Марло, макияж должен был придать моему лицу выражение «трахни меня», но вместо этого лицо в зеркале как будто говорило «ударь меня», как оно сказало мужчине на платформе. Гематома на губе почти рассосалась, но я не хотела, чтобы она заживала. Я желала, чтобы все ее видели. Я отвернулась от зеркала, чтобы не позволить сделать то, чего так жаждала, но не смогла удержаться. Я сжала правую руку в кулак и ударила себя по лицу, прямо туда, где раньше был синяк. Я ударила один раз, затем еще, чтобы было больней. Я жаждала боли. Боль такая приятная.

Престон

Я слышала, как внизу хлопнула дверь подъезда, и приготовилась к стуку в дверь своей квартиры и… к тому самому взгляду. Престон будет ждать худышку – мужчины всегда ждут худышек, я знала, что когда он впервые поднимет на меня глаза, среагирует так же, как реагируют все: будет всячески пытаться скрыть удивление и разочарование. Отвращение. Внутри я чувствовала себя такой маленькой и ничтожной, но люди видели совсем другое, когда смотрели на меня.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы преодолеть нежелание открывать дверь. Как только я открыла ее, то увидела за порогом Престона – типичного белокожего мужчину лет тридцати с каштановыми волосами. И тем самым взглядом.

– Привет… Эм… Ты… Плам дома?

– Я Плам, – ответила я, возненавидев звучание собственного имени.

– Быть не может, – рассмеялся Престон.

Дверь скрывала половину моего лица, синяка на губе не было видно. Престон потянулся к руке:

– Ох, прости, я… Не хотел… В смысле… Джина иногда подшучивает надо мной, а я… – Он сглотнул, так что кадык на его шее дернулся, и начал краснеть под воротником рубашки. – Давай поужинаем, – наконец выдавил из себя он.

Я зашла в квартиру, чтобы взять сумочку, позволяя двери плавно захлопнуться – Престон так и стоял в коридоре. Он даже не пытался открыть дверь или зайти внутрь. Я взяла сумочку с кухонного стола, но когда вернулась к двери, вместо того, чтобы открыть ее, заперла – на щеколду и на цепочку.

– Плам? – позвал Престон с другой стороны двери.

– Уходи, – коротко ответила я.

Он не стал спорить. Я слышала, как он спустился по лестнице и хлопнул дверью в подъезд.

Джек

Следующее мое свидание было с Джеком. Согласно заметкам Джины, он был доцентом на кафедре литературоведения в Нью-Йоркском университете. Я подготовилась к встрече, как и к предыдущей – макияж и доспехи из утягивающего белья, хотя на этот раз я замазала синяк на губе небольшим количеством консилера. Таким образом, я полностью завершила «трахни меня»-макияж. Вот только я сомневалась, что Джек захочет заниматься со мной любовью. Он будет таким же, как Престон.

Мои кисточки и карандаши в беспорядке лежали на полке ванной, но я не стала их убирать. Наоборот, я решила продолжить. Я нанесла на лицо пудру самого светлого оттенка, который только смогла отыскать в косметичке, прямо поверх так тщательно вбитых мной тонального крема и румян. «У тебя бледная кожа. Как лепестки белой розы», – сказала Джулия в нашу первую встречу. Но теперь она была не просто бледной, а мертвецки белой, разве что немножко отливавшей перламутром. Я потянулась к лакированной пудренице со специальной черной пудрой, которую надо было смачивать водой – такой подводят глаза, чтобы сделать роковой взгляд, как у Клеопатры. Но я пошла дальше: размазала пудру по верхнему веку до самых бровей, да еще на нижнем веке наляпала. Я добавляла слой за слоем, пока глаза не стали похожи на зловещие пустые глазницы, зияющие в черепе. Губы уже были накрашены «Сочной сливой», помадой, которую мне подарила Джулия, но я нанесла пудру и на губы, чтобы они стали темными, пурпурными, как губы кого-то, кто долгое время был лишен кислорода. Когда я отошла от зеркала, чтобы осмотреть результат, Джек уже стучал в дверь.

– Минуточку, – крикнула я, проскальзывая, если так можно про меня сказать, в белое платье с фиолетовой отделкой.

Когда я отрыла дверь, за ней стоял еще один типичный белокожий мужчина, на этот раз блондин.

– Ты…

– Плам. Да, это я.

Я не была уверена, но он, похоже, даже не заметил макияж. Он, казалось, не знал, куда смотреть: его глаза бегали по сторонам, он смотрел на дверную ручку, на часы, на туфли – только не на меня. И сглатывал. Часто. Наконец, он поднял глаза и осмотрел тело, пытаясь принять меня. Мы едва прошли один лестничный пролет, когда он заговорил:

– Слышал, ты работаешь в модном журнале.