Сталин, Иван Грозный и другие - Борис Семенович Илизаров

показал свою точку зрения на Избранную раду. М.В. Нечкина задала совершенно справедливо вопрос о том, что здесь есть некоторые противоречия. Дело в том, что это известный этап в политике Ивана Грозного, он на этом не остановился, дальнейшие его шаги показывают, что он разошелся с теми принципами, которыми руководствовалась Избранная рада, и, само собой разумеется, Избранная рада должна была пасть.

И.И. Смирнов в своем докладе раскрыл перед нами сложную картину восточной политики Ивана Грозного. Правда, он не касался продолжения этой политики в направлении Кавказа, но исчерпать в одном докладе всю восточную политику Грозного, конечно, нельзя.

Безусловно, этими тремя докладами наша работа не исчерпывается, на этом она не может и не должна быть закончена.

При благоприятных условиях мы продолжим эту работу и поставим еще ряд докладов.

На этом заседание сессии разрешите считать закрытым».

Других докладов по теме «Иван Грозный» в стенах Института истории ни в Ташкенте, ни по возвращении в Москву больше, насколько известно, не ставилось. Однако все участники этой сессии на протяжении всей войны чрезвычайно активно участвовали в научно-пропагандистской кампании, и в дальнейшем шаг за шагом контролируемой вождем.

3. Апологет. 1942–1954 гг.

По приезде в Ташкент, параллельно с подготовкой к докладу, Виппер всю зиму 1941–1942 гг. занимался переработкой первого издания книги «Иван Грозный». Закончил работу в начале мая 1942 г. там же, в Ташкенте, сдал ее в типографию. Во второй половине июля она вышла в свет тиражом 15 тысяч экземпляров, под грифом Академии наук СССР. Для научной книги такой тираж необычно высок даже сейчас. Сейчас тиражи научных книг гораздо ниже, чем в СССР.

Если первое издание несло в себе скрытый, но мощный контрреволюционный и антисоветский заряд, усиленный тоской по сильной личности, сокрушающей «монархомахов», то в издании 1942 г. Виппер существенно изменил направленность книги. Нет, она не стала теперь антицаристской и псевдореволюционной. Убирая наиболее яркие историософские иллюстрации, показывающие историю Московского государства и его царя в общем ряду европейских событий и добавляя раздел, посвященный опричнине, Виппер теперь вышел за рамки первоначального замысла. В первом издании упор делался на внешнеполитической и военной деятельности царя, на попытке доказать, что «наш» царь был не хуже, а во многом даже прозорливее и дальновиднее многих «их» императоров и королей. Все это осталось и даже усилилось, но добавилось нечто иное: уже не столько оправдание, сколько апологетика опричнины, апологетика личности царя, государства и народа. Апология – доказательство особости, восхитительной исключительности предмета поклонения. Если свидетельства иностранцев или отечественных участников событий, многовековые исследования историков содержали отрицательные оценки и характеристики эпохи Грозного, то Виппер старался о них не упоминать. Но там, где это было невозможно, он бросал стандартные упреки в предвзятости, в непонимании русских и европейских реалий, в корысти, в сопричастности к преступлениям и, наконец, в «либерализме» и «монархомахии». И это несмотря на то, что Сталин был одним из тех, кто с 1917 г. стоял в одном ряду со злейшими «монархомахами», одобрившими свержение монархии и расстрел царской семьи, и давший команду (совместно с Лениным и Свердловым) на ее уничтожение.

Из того материала, который вошел в академический доклад, Виппер сформировал пятую главу для нового издания под названием «Борьба с изменой»; добавил материал в последний, уже существовавший раздел «Посмертный суд над Грозным» и заменил старое, но очень романтичное название четвертой главы «Колебания судьбы» на «Успехи и неудачи военной монархии». Сделал небольшие новые вставки и в ней. В «Предисловии», подписанном 15 мая 1942 г., Виппер пояснял:

«Мой очерк «Иван Грозный», вышедший в 1922 г., я решился переиздать заново, побуждаемый к тому настойчивыми советами и убеждениями моих друзей и учеников. Это возвращение к теме, над которой я работал 20 лет назад, означало для меня, прежде всего, необходимость ознакомления с богатой и содержательной научной литературой, которая вышла в свет за эти годы. Я получил из нее много поучительного для себя и сделал в новом издании соответствующие поправки и дополнения (вся глава V «Борьба с изменой» – написана заново). Я радуюсь тому, что основные положения моей первой работы остались непоколебимыми и, как мне кажется, получили, благодаря исследованиям высокоавторитетных ученых двух последних десятилетий, новое подтверждение»[212]. Среди тех, кого Виппер конкретно благодарил за помощь, были: Греков, Веселовский, Полосин, Граменецкий и Зильбернштейн. И если в новом тексте книги глубокого знакомства с постреволюционными исследованиями и документальными публикациями не заметно, то в прилагаемом списке «Источников и литературы», служивших автору при подготовке второго издания «Ивана Грозного», указаны: четыре работы Садикова, книга академика Платонова «Иван Грозный», записки Штадена и Шлихтинга, три фундаментальные статьи Веселовского, посвященные опричнине. Упомянул и три работы своего академического начальника Грекова о развитии феодализма и крепостного права и четыре – Полосина, причем две из упомянутых книг – это сборники документов XVI в., которые в течение многих лет так и не были напечатаны. Виппер подчеркнул, что они давно подготовлены к изданию, но все еще находятся в рукописях.

Книга, изданная второй раз (как и доклад, сделанный в Институте истории), никакого серьезного аналитического материала не содержала. В ней были голые оценки, красивые метафоры и иллюстрации к этим оценкам исторических героев, мемуаров и мемуаристов. В то же время в новой редакции значительно потускнел тот блеск слов и образов, который так украшал дореволюционные научно-популярные и учебные работы Виппера. Он сильно сократил первые два раздела первой главы, где была представлена развернутая панорама глобальных европейских событий XVI в.; те самые картины волнообразных сшибок народов Европы и Азии, которые теперь никак не вписывались в марксистско-ленинско-сталинскую формационную модель истории России, мирового капитализма и мира. Раньше Виппер (в 1922 г.) писал о том, как с переменным успехом шла борьба между мусульманским и христианским мирами за право и возможность существовать и господствовать. О том, что в XVI в. наиболее мощной державой была Турецкая империя, разгромившая разложившуюся Византию, захватившая Северную Африку, Балканы, Венгрию, осаждавшая Вену, угрожавшая мощнейшей Испанской империи и торговой Венецианской республике… О том, что «образцом для военных администраторов (Московского царства.– Б.И.) служило устройство Турции, – где спахии, пожизненные владельцы небольших поместий, были обязаны являться по призыву султана и приводить с собою определенное количество всадников, смотря по размеру доходности имения. Московское правительство, – писал в 1922 г. Виппер, – может быть, вернее всех других воспроизводило турецкую систему, когда требовало, что бы помещики с военной границы являлись «конны, людны и оружны»[213]. Писал он тогда и о том, что с середины XV в. Москва активно заманивала к себе на службу степняков-кочевников, и в первую очередь татар,