Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера - Майкл Дж. Салливан

Леди Далгат вскинула подбородок, и ее лицо стало непроницаемым.

– Я вас знаю, – сказал Шервуд. Вновь слова вылетели сами по себе, будто от его мыслей к языку тянулась труба, и кто-то открыл кран.

– Нет, не знаете, – возразила она.

– Вижу, какая вы на самом деле. Вижу то, что вы столь отчаянно пытаетесь скрыть ото всех. Вижу очень хорошо – и это прекрасное зрелище.

– Если бы вы действительно хорошо меня знали, то не сочли бы меня прекрасной.

– Но я знаю, и вы… прекрасны, и восхитительны, и умны, и… и я… – Шервуд замолчал, посмотрел на восстановленный мольберт, на стоявшее перед ним чудо, и послал осторожность к чертям. – Я люблю вас, Ниса.

Ну вот. Ему показалось, будто он избавился от некоего яда, который неделями отравлял его. Эти слова наполнили Шервуда облегчением и радостью. Эйфория длилась всего мгновение, затем реальность обрушилась на него.

Что я натворил?

Он ожидал гнева или насмешки. В первом случае стража выбросит его из замка. Во втором – у него разорвется сердце. Но Ниса Далгат медленно опустила голову и посмотрела на него. В ее взгляде читалась жалость, глубокая, неизбывная печаль, столь мучительная, что Шервуд содрогнулся. Ее губы на грустном, измученном лице слабо улыбнулись.

– Вы меня не знаете, Шервуд. Никто не знает – и никогда не узнает. Просто пишите картину. Справитесь?

Он кивнул, ощущая внутри ужасную пустоту.

* * *

Шервуд вынес обед во двор и уселся на траву. День был прекрасным – как и любой другой день с его прибытия в Далгат. Здесь никогда не идет дождь. Он понял это лишь сейчас и удивился, что не заметил этого раньше. Небо всегда было синим, дул легкий, теплый ветерок, и никогда не было жарко. Шервуд сидел в тени южной стены, рядом с заросшими сорняками обломками рухнувшей башни, где трудно было косить траву. Прислонившись спиной к одному из огромных каменных блоков, он вытянул ноги по направлению к статуе целующихся мужчины и женщины. Из всех чудесных произведений искусства замка Далгат это было его любимым. Две фигуры переплетались и сливались в единое целое у основания, словно древесный ствол, из которого, точно две пряди расплетенного каната, возникали тела мужчины и женщины. Они застыли в объятии на грани поцелуя, их губы почти соприкасались, глаза были закрыты, на лицах читался восторг.

Статуя стояла в высокой траве, за буйно разросшимся кустом и одиноким деревом. Здесь никто не бывал, не приходил на эту сторону замка, и поначалу Шервуд сокрушался заброшенности статуи. Ему казалось, что другие тоже должны увидеть ее красоту и невероятную артистичность, которая выходила за рамки простого изображения человека и парила над реальностью в царстве идеалов. Неприкрытые эмоции рождались из холодного камня; эта статуя олицетворяла миг влечения и триумфа, страсти и любви.

К чему еще стремиться в любом искусстве, как не к тому, чтобы уловить не просто истину, но истину, достойную быть увиденной, истину, которая несет утешение, радость или понимание, заставляет сердце дрогнуть или замереть?

Шли недели, и постепенно Шервуд начал считать этот забытый уголок, этот мирный оазис тихого одиночества своим. Он ценил его уединенность. Статуя – вдохновенные любовники, затерявшиеся в сорных травах забытого прошлого – давала ему надежду на будущее. Иногда, при определенном освещении, Шервуду казалось, будто женщина немного напоминает Нису. Скулы были слишком высокими и резкими, лицо – вытянутым, однако он смотрел не просто глазами.

Он услышал шелест травы и с удивлением увидел, что к нему приближается Рисса Лин. На сей раз без ведер. В руке она держала свернутый пергамент.

– Простите, сэр. – Когда Шервуд обернулся, она замерла и сделала реверанс. – У меня для вас послание.

– От кого?

– Мажордом Уэллс дал его мне, сэр, и сказал, что это от ее светлости.

– Леди Далгат?

– Да, сэр.

Шервуд торопливо встал, едва не опрокинув тарелку.

– Тогда давайте его мне.

Он протянул руку, но Рисса Лин помедлила. В ее глазах мелькала тревога.

– Что такое? – спросил Шервуд.

– Сэр, я видела ваш мольберт, краски и кисти, этим утром в кабинете, и… – Она покраснела. – Я находилась за дверью и слышала, как вы говорили ее светлости… про то, что она знает… что имеет ко всему этому отношение.

– И что? – нетерпеливо спросил он. Шервуду нравилась Рисса Лин, но если леди Далгат написала ему послание – впервые в жизни! – он хотел знать, что в нем говорится.

– Ну, я думаю, вы правы, сэр. Думаю, она знает… Именно она сделала это.

– Спасибо, Рисса Лин, я ценю твое мнение…

– Сэр… – Она прикусила губу и уставилась на свои ноги. – Я не просто думаю, что это сделала она. Я знаю.

– Что ты хочешь сказать? Ты что-нибудь видела?

Рисса Лин покачала головой.

– Тогда откуда знаешь?

– Вот уже десять лет как я прислуживаю леди Далгат. С тех самых пор, как ей исполнилось двенадцать, сэр. Я находилась тут, когда ее принесли после падения с Дерби. Ее было не спасти, сэр. Бедная Ниса. У нее была сломана спина. И шея. Она была уже мертва, когда ее принесли в замок.

– Что? – Все мысли Шервуда занимало послание в руке Риссы Лин, но ее последние слова он услышал. – Что ты такое говоришь?

– Я говорю, что графиня Ниса Далгат, дочь графа Бидля Далгата, умерла два года назад. Его сиятельство рыдал так, что сердце разрывалось. Она была его единственным ребенком, единственным, что осталось от леди Рейчел. Он не мог позволить ей умереть. Велел настоятелю Августину привести ту ведьму, Мэдди Олдкорн. Рядом с его сиятельством были только я да настоятель, когда Мэдди сказала ему, что его дочери не помочь.

– Рисса Лин, леди Далгат жива. Она здесь, в… Ты держишь письмо, которое она написала мне!

– Это не ее светлость. Это кто-то другой – что-то другое. Я говорю это вам, потому что знаю, что вы мне поверите. Вы видите ее сущность. Простая леди не смогла бы починить ваш мольберт и краски. Простая леди не выжила бы после отравления. И я видела, как на нее свалился тот камень. Он попал точно в цель, сэр.

– О чем ты? Она бы погибла. Камень был… – Шервуд показал на один из огромных блоков, наполовину скрытых травой, – …большим, как этот.

– И я видела, как она отмахнулась от него, точно от мухи, – добавила служанка.

Он прищурился:

– Рисса Лин, ты пьяна?

Она сердито нахмурилась:

– Вовсе нет, сэр! И я не понимаю, почему вы ведете себя так, будто не верите мне.

– Потому что я не верю! – Шервуд почти выкрикнул эти слова, но его внутренний голос шептал: «Да».

– Я думала… – Рисса Лин стиснула губы. – Я думала, вы другой. – Ее нижняя губа задрожала. – Надеялась, вы поймете. – Она развернулась и пошла прочь.