В огонь и в воду - Амедей Ашар

— Поручик, я обошел весь сад и никого не нашел. Но по нему, похоже, кто-то прошел всего несколько минут назад: на песке аллей видны свежие следы сапог. Кто-то наверняка вошел в дом через террасу.

Поручик пристально посмотрел на принцессу:

— Вы слышите?

Положение становилось критическим; принцесса ясно слышала тяжелое биение своего сердца и боялась, что и офицер его тоже услышит; взор ее блуждал по комнате и невольно скользил по двери, за которой скрылся Монтестрюк. Молчать дольше было опасно. Тут к ним робко подошла Хлоя и, опустив глаза в замешательстве, сказала:

— Не угодно ли вам будет спросить у солдата, не заметил ли он рядом со следами, которые довели его до террасы, других следов, поменьше и в том же самом направлении, как будто двое шли рядом по саду?

— Правда, — ответил солдат. — На песке в самом деле видны два следа, один побольше, а другой поменьше.

— Ну, как ни совестно мне признаваться, но я должна сказать, что это я оставила следы.

Принцесса вздохнула. Она охотно поблагодарила бы Хлою за вмешательство, но должна была притвориться удивленной.

— Вы? Что это значит?

— Я все расскажу, — продолжала субретка, не поднимая глаз. — Я спустилась в сад, чтобы дождаться кое-кого — я готова его назвать, если прикажете, — и с ним вернулась в особняк через маленькую дверь в галерее, отворив ее вот этим ключом. Я едва смею просить о прощении, принцесса…

Все это было сказано с таким смущением, что невозможно было не поверить.

— Я прощаю, — произнесла принцесса, — именно за откровенность вашей неожиданной исповеди. Надеюсь, теперь господин офицер сам поймет, что его подозрение было совершенно неосновательно: искали следы беглеца, а нашли следы влюбленного. Сознайтесь, что в эти дела правосудию нечего вмешиваться!

Принцесса улыбнулась. Она ясно показывала офицеру, что ему пора уйти. Тот еще раздумывал, но вдруг, спохватившись, проговорил:

— Я не могу не поверить искренности этого рассказа, но, к несчастью, на мне лежит суровый долг, и я обязан его исполнить. Сад осмотрен, но дом еще нет. Надо и его осмотреть.

— Пожалуй, — хладнокровно ответила принцесса, решительно направилась к дверям, за которыми скрылся за несколько минут до этого граф де Монтестрюк, смело отворила их и продолжила, взглянув прямо в глаза офицеру: — Вот моя спальня. Можете войти, но когда я вернусь на родину, во Флоренцию, я расскажу моим соотечественникам, как уважают в Париже права гостеприимства, которого ищут во Франции знатные дамы, и какую предупредительную вежливость здесь им оказывают.

Офицер призадумался.

— Что же вы не входите? — спросила принцесса. — Вы сейчас застали меня за туалетом, который я готовлю для балета в Лувре. Немного позднее вы бы застали меня в спальне, где все приготовлено на ночь.

Слабый свет лампы позволял поручику видеть через отворенную дверь поднятые занавески алькова, белую постель и ночной туалет. Он отступил на шаг.

— Итак, принцесса, вы никого не видели?

— Никого.

— Вы клянетесь?

Принцессе показалось, что занавеска алькова колыхнулась, как будто невидимая рука готовилась приподнять ее.

— Клянусь! — сказала она решительно.

— Я ухожу, — произнес офицер, кланяясь.

Теперь принцесса сама подошла к нему:

— Как вас зовут? Я хочу знать, по крайней мере, кого должна благодарить за такой деликатный поступок.

— Мое имя совершенно неизвестно; меня зовут Лоредон.

Он низко поклонился принцессе, подал знак своим людям идти за ним и медленно вышел. Принцесса и Хлоя бросились к дверям, через которые вышел поручик, и стали прислушиваться к шуму удалявшихся шагов, сначала в передней, потом на лестнице. Убедившись в том, что всякая опасность миновала, обе глубоко вздохнули.

— Ах! — сказала Хлоя. — Я до сих пор дрожу. Я думала, что упаду, когда этот проклятый человек объявил, что станет осматривать весь дом!

— Без тебя он пропал бы!.. Ах! Я тебя никогда уже не отпущу, и выходи замуж за кого хочешь!..

Как только Леонора отворила дверь, из передней послышался шум голосов.

— Что там еще? — спросила принцесса, между тем как Хлоя целовала ей руки. — Кажется, опасности больше нет, а мне очень страшно! Пойди посмотри, не задержало ли там что-нибудь этого офицера… Если бы они схватили графа де Монтестрюка, я бы не пережила этого, понимаешь?

Хлоя быстро ушла. Оставшись одна, принцесса побежала в комнату, где прятался Гуго. Он раздвинул занавески, за которыми скрывался.

— Спасен! Спасен! — воскликнула Леонора.

Слезы ручьем текли по ее лицу.

— Признайтесь, вы хотели выйти, когда они попросили меня поклясться, что я никого не видела?

— Да, я даже вынул было шпагу! Они бы не взяли меня живым! Подвергать вас необходимости лгать, вас — и из-за меня!.. О! Эта мысль приводит меня в отчаяние!

— А мне что за дело? И как плохо вы меня знаете! Я бы поклялась сто, тысячу раз во всем, чего бы ни потребовали, на Евангелии, на распятии… не бледнея!.. Я ни перед чем бы не отступила, чтобы только вырвать вас у смерти!..

В порыве страсти принцесса не помнила себя; глаза ее сверкали, восторг сиял в улыбке.

— Эта странная речь вас удивляет, — продолжала она, — и вы спрашиваете себя, быть может, отчего во мне столько усердия и столько огня?

— Да, отчего? — спросил Гуго, не сводя с нее глаз.

Она схватила его за руку и увлекла в большую комнату перед спальней; при ярком огне свечей, освещавших ее прекрасное лицо, бледная, взволнованная, подавленная страстью, она сказала ему дрожащим голосом:

— Помните ли вы, как однажды вечером в замке в окрестностях Блуа, почти в ту самую минуту, как ваша очарованная молодость готова была заговорить языком страсти с другой женщиной, вы вдруг почувствовали в темной галерее горячее дыхание уст, встретившихся с вашими?

— Как! Этот поцелуй?..

— Я подарила его вам… и вы хотели схватить меня, но я убежала.

— Вы! Вы!.. Это были вы?

— Да, я! Ах!.. Я почувствовала, что этот поцелуй связал меня с вами навеки…

Ослепленный, очарованный, Гуго смотрел на это милое лицо, сиявшее огнем страсти. Зеленые глаза Леоноры сверкали. Он открыл рот, чтобы заговорить; она коснулась рукой его губ и произнесла:

— Ах! Не нужно портить эту чудную минуту изъявлениями благодарности! Я действую из одного эгоизма. Что вы сделали, чтобы внушить мне такую любовь? Ничего. Я полюбила вас с первой минуты, как увидела, сама того не зная; я думала, что это просто симпатия к вашей молодости и к вашей храбрости, потом любовь заговорила во мне вдруг, внезапно… Я вся принадлежу вам. Я жила мыслью об вас, а между тем знаю, что вы мечтаете не обо мне!