Ключи Царства - Арчибальд Кронин

— Зачем Шанфу приехал сюда? Разве в его собственной стране нет плохих людей, которых надо исправлять? Мы ведь не плохие люди. У нас есть своя религия. Наши боги старее ваших. Другой Шанфу сделал много христиан: он поливал умирающих водой из маленькой бутылочки и пел над ними „я-а-а… я-а-а!“ А еще он раздавал пищу и одежду многим таким, которые на все согласны, лишь бы прикрыли их шкуры да набили им животы. Шанфу тоже хочет так делать?

Фрэнсис молча смотрел на него. Худое лицо священника было мертвенно бледно, под глазами легли глубокие тени. Он тихо сказал:

— Вы думаете, что я этого хочу?

Наступило странное молчание. Китаец тотчас же опустил глаза.

— Простите меня, — сказал он тихо. — Я не понял. Вы хороший человек, — в его словах послышались нотки раскаяния и дружелюбия. — Мне очень жаль, что земля моего родственника не продается. Не могу ли я помочь вам чем-нибудь другим? — двоюродный брат господина Пао ждал ответа с учтивостью, не похожей на его прежнюю ледяную вежливость, ему, видимо, очень хотелось загладить свои слова.

Фрэнсис подумал с минуту, а потом печально спросил:

— Скажите мне, раз уж мы заговорили начистоту… неужели здесь совсем нет настоящих христиан?

Китаец медленно ответил: — Может быть, и есть. Но я не стал бы искать их в Байтане, — он помолчал. — Я слышал, однако, об одной деревне в горах Гуан, — он сделал неопределенный жест в сторону отдаленных вершин. — Эта деревня уже много лет христианская… но это очень далеко, за много-много ли[35]отсюда.

Сквозь беспросветный мрак в душе Фрэнсиса пробился луч света.

— Это чрезвычайно интересует меня. Не могли бы вы еще что- нибудь сообщить мне об этой деревне?

Тот с сожалением покачал головой.

— Это очень маленькое местечко в горах, почти неизвестное. Мой двоюродный брат узнал о нем только благодаря торговле овечьими шкурами.

Но страстное желание узнать об этой деревне сделало Фрэнсиса настойчивым.

— И все-таки не могли бы вы снабдить меня какими-нибудь указаниями… может быть, картой?

Родственник господина Пао после некоторого размышления серьезно кивнул.

— Это, вероятно, можно будет сделать. Я попрошу господина Пао. Кроме того, я не премину сообщить ему, что вы говорили со мной самым благородным образом, — он поклонился и ушел.

Преисполненный совершенно неожиданной надежды Фрэнсис вернулся в свои руины, где с помощью нескольких одеял, мехов для воды и кой-какой утвари, которую приобрел в городе, он устроил себе примитивное жилище. Фрэнсис принялся готовить себе скудную вечернюю трапезу — рис. Руки у него дрожали, как после сильного потрясения. Христианская деревня! Он должен найти ее любой ценой. Впервые за все эти мучительные, бесплодные месяцы Фрэнсис почувствовал, что Бог руководит им и дает ему силу.

Наступили сумерки. Он сидел, погруженный в свои мысли, как вдруг тишину нарушил хриплый крик дерущихся ворон. С громким граем они разрывали какую-то падаль около воды. Фрэнсис, наконец, вышел, чтобы разогнать их. Увидев человека, огромные безобразные вороны с шумом захлопали крыльями и пронзительно закричали. Фрэнсис подошел ближе и с ужасом заметил, что добычей птиц стало тельце новорожденной девочки.

Содрогаясь, он вытащил растерзанное тело ребенка из реки и увидел, что девочка была задушена и брошена в реку. Фрэнсис завернул крошечное существо в полотно и похоронил в углу своего участка. Молясь, он подумал: „Да, несмотря на все мои сомнения, я все-таки, нужен здесь, в этой чужой стране“.

2

Через две недели, в самом начале лета, Фрэнсис был готов отправиться на поиски христианской деревни. Повесив записку о временном закрытии амбулатории, он привязал ремнями себе на спину тюк с одеялами и едой, взял свой зонтик и быстрым шагом пустился в путь.

Карта, данная ему родственником господина Пао, была выполнена прекрасно: с извергающими пламя драконами по углам и массой топографических деталей. Но там, где начинались горы, эти подробности исчезали и карта становилась больше похожей на эскиз — вместо названий мест на ней появились маленькие рисунки с изображениями животных. Впрочем, из разговора с китайцем и руководствуясь собственным чувством ориентации, Фрэнсис составил себе довольно ясное представление о предстоящем пути. Он повернул к ущелью в горах Гуан. Два дня Фрэнсис шел по цветущей местности, зеленые рисовые поля, залитые водой, сменялись еловыми лесами, где ноги ступали по опавшим иголкам, как по мягкому упругому ковру.

У подножия хребта он пересек защищенную горами долину всю в пламени диких рододендронов, а позднее в тот же день прошел через поляну цветущих абрикосов, их аромат покалывал ноздри, как пена искристого вина.

Затем начался крутой подъем из лощины. С каждым шагом вверх по узкой каменистой дороге становилось все холоднее. Ночью Фрэнсис свернулся в клубок под укрытием скалы и лежал, слушая свист ветра в узком ущелье и грохот воды от таянья снегов. Днем холодная сверкающая белизна горных вершин жгла ему глаза. Разреженный ледяной воздух с болью входил в легкие.

На пятый день он перешел вершину горного хребта — замерзший хаос ледников и скал — и с чувством благодарности к Богу начал спускаться. Перевал вывел его на широкое зеленое плато, ниже линии снегов незаметно переходящее в округлые холмы. Это были те луга, о которых говорил родственник господина Пао.

До сих пор его извилистый путь определялся горами. Теперь Фрэнсис мог положиться только на Провидение, на свой компас и здравый смысл шотландца. Он повернул прямо на запад. Эта часть страны была похожа на гористую часть его родины. Фрэнсис встречал большие стада горных коз и овец, щиплющих траву с видом стоиков, при его приближении они растекались, как дикий поток. Однажды его взгляд поймал мимолетный образ газели. Из поросшего пучками травы серовато-коричневого болота поднялись, крича, тысячи гнездящихся там уток, и небо стало темным. Пища его подходила к концу, и он с радостью наполнил свою сумку теплыми яйцами.

Теперь Фрэнсис был на равнине, где не было ни одной дороги, ни одного дерева. Он уже начал отчаиваться в том, что ему удастся найти свою деревню. Но рано утром на девятый день, когда Фрэнсис уже готов был повернуть назад, он увидел пастушью хижину — это был первый признак жилья с тех пор, как он покинул южные склоны. Фрэнсис поспешно устремился к ней. Дверь была запечатана грязью, внутри никого не было, он обошел вокруг хижины и, словно став зорче от разочарования, увидел мальчика, ведущего сюда через холм свое стадо.

Юному пастуху было лет семнадцать. Он был маленький и жилистый, как его овцы, с веселым и смышленым лицом, на котором попеременно отражалось то удивление, то сдерживаемый смех. Одежда мальчика состояла из коротких штанов из овечьей шкуры и шерстяной накидки. На шее у него висел маленький бронзовый крест, ставший от времени тонким, как облатка, с грубо нацарапанным на нем голубем. Потрясенный, отец Чисхолм в молчании переводил взгляд с открытого лица мальчика на крест. Наконец он обрел дар речи и, поздоровавшись с пастухом, спросил, не живет ли он в деревне Лиу. Паренек дружелюбно улыбнулся.