Хранитель ядов - Катти Карпо

— Я ранен, Мастер, — пожаловался он, удерживая мои запястья прямо над моим лицом. Кровь дрожащими густыми каплями цеплялась за поверхность его кожи прежде, чем рухнуть вниз — на мою щеку. — Полагаю, что теперь и я вправе быть менее нежным с принцессой?

— Не теряй наше общее время, — вместо ответа попросил граф.

Джерар весело рассмеялся.

— Знаешь, я слегка подустал, — горячо зашептал он мне на ухо. Его волосы неприятно защекотали окропленную кровью щеку. — Сопротивление еще и сильнейшим образом утомляет. А я уже на последнем издыхании. Совместим приятное с полезным? Ты же не против публики? Знаю, что нет. Мы же так чудесно провели время вместе с милой Санни. А сейчас все мое внимание целиком будет принадлежать тебе. Я буду всецело принадлежать тебе. А потом мы дадим Мастеру то, что он желает. Постепенно… правда? Ты же не против? Может, для начала подаришь мне поцелуй?

Джерар придвинул свое лицо вплотную к моему. Коснулся губами кончика моего носа. Пальцы вновь атаковали шнуровку платья и скользнули внутрь, к теплу кожи.

Я вся сжалась.

«Дакот! — вспыхнуло в сознании. — Дакот! Дакот!»

Потеряв интерес к ослабленной шнуровке, которая лишь утягивала ткань в талии, Джерар провел рукой по собравшимся над моими коленями складкам изрядно помятого подола, выискивая возможность добраться до прикрытых бедер.

— Ты же знаешь меня. Будет так приятно… черт! — Джерар вскинул голову, с возмущением оглядывая бледные пальцы с четко обозначенными костяшками, вцепившиеся в его запястье в тот момент, когда его рука почти уже нырнула под края подола между моих ног. — Место, киса!

— Не тронь! — прошипел нависший над нами Кир, обнажая клыки — чуть больше и острее, чем у обычного человека.

— Будь ласковее, киса. — Джерар снова начал наклоняться ко мне, но вдруг замер.

Я задрала голову до упора, выискивая причину благословенной передышки. В кадык Джерара уперлась ладонь мальчика-рысенка. От ногтей Кира, впившихся в кожу, по шее начало распространяться покраснение.

— Вырву его. — Глаза Кира яростно горели, грудь тяжело вздымалась и опускалась, будто сдерживая что-то внушительное, стремящееся вырваться наружу сокрушительным взрывом. — Тронешь ее и захлебнешься собственной кровью.

— Кир. — Граф произнес имя мальчишки очень тихо, словно подбирая звучание, доступное только им двоим. Звучание, при котором они смогут обменяться тайными посланиями и достигнуть взаимопонимания. — Что ты делаешь?

— Джерар вовсе не уговаривает ее сотрудничать. — Кир, вмиг растеряв весь свой гнев, жалобно взглянул на графа. — Он опять за свое! Он трогает ее!

— Это правда, Джерар? — Интонации графа вновь обрели свою бесцветность. — Будь серьезнее. Госпожа Сильва — не одно из твоих увеселений. Поиграть сможешь позже.

— Маленький доносчик, — просипел Джерар, с кривой улыбкой прожигая взглядом Кира. — Умеешь же портить веселье.

— Отпусти его, Кир.

Рысенок нехотя отпустил Джерара. Тот опасливо потер шею.

— Думай, прежде чем калечить хозяйские драгоценности, — проворчал Джерар, любовно оглаживая каждый участок своей кожи от подбородка до самых ключиц. — А если бы оставил царапины? Мне еще с этим работать. Моя ценность может вмиг упасть. У тебя дурные манеры, киса.

Кир не слушал его. Он смотрел на меня сверху вниз, поджав губы. Я равнодушно глядела в ответ. Мной завладела апатия. Телу понравилось это состояние. Чем меньше было сопротивление, тем меньше его дергали, сжимали, причиняли боль. Желание отдаться на волю течения было велико. Отречься от реальности, умертвить разум, заставить слух воспринимать одну лишь успокаивающую тишину. Я так устала. Я плохо подготовилась. Жизнь поборола меня первым же ударом. Бессмысленно сражаться…

У этого мальчика такие мягкие черты лица. И тоска в глазах. Они блестят, словно слезы навечно застыли на их поверхности. Раньше у Эстера всегда был такой взгляд. Потерянный и печальный. Всякий раз, когда я говорила, что ненавижу его, он просто молча смотрел на меня, упиваясь внутренним горем и моей жгучей злобой. Когда-то я была невыносима, была несправедлива к брату, унижала его и наслаждалась его болью. Но это было давно.

Сейчас нам хорошо вместе. Мягкий изгиб его губ очаровывает окружающих, завораживает, когда он слегка приоткрывает их, обнажая кончики зубов. Раньше это выражение господствовало наравне с грустью, но сейчас в уголках его губ всегда скрывается малюсенькая смешинка — ведь он больше не грустит. Теперь он всегда улыбается мне…

Эстер… Эстер… Эстер…

Он ждет меня. И Дакот тоже. Мне нельзя сдаваться. НЕТ!

Я неистово забилась в руках Джерара. Легкие жгло, будто я испила вина из чистой лавы. Горло саднило, словно мой крик рвался наружу целую вечность.

— Ох-ох-ох, — восхитился Джерар, отпуская меня и через секунду вновь пленяя в кольце своих рук, как не успевшую вспорхнуть птицу. — И откуда только сила взялась.

— Нет!! Дакот! Дакот! Дакот!

По комнате разнесся грохот опрокинутого кресла.

— Заканчивайте! — гаркнул граф. — Кир!

Мальчишка вскочил на кушетку и уселся на мои ноги.

— Прочь! Прочь от меня! Дакот! Дакот! Дакот!

Я больше ничего не контролировала. Ни себя… ничего.

Кир занес надо мной руку с согнутыми пальцами. А затем ударил по животу. Комнату наполнил визг. Никогда еще я так не кричала.

Наверное, вместе с криком из моего тела выскочили легкие.

Дакот, наверное, сейчас я как никогда похожа на свинку, которую режут.

В воздух взметнулись ошметки моего платья. Их было не меньше тысячи. А может, миллион? А где же кровь? Разве она не должна была брызнуть во все стороны? Или я окончательно превратилась в Мертвеца, и все, что осталось со мной — это иссушенная плоть?

На мой лоб легла прохладная рука. Хранитель ядов усилил давление, прижимая меня к Джерару. Я пропустила момент окончания истерики и просто обмякла, развалившись на Джераре, как слой жидкого теста. До моего слуха доносились отдельные слова.

— Тише… тише. Кир не навредил вам. Всего лишь порезал платье на животе. Пожалуйста, не двигайтесь пару секунд.

Прохлада с моего лба никуда не делась, а кожа на животе покрылась мурашками от новых холодных прикосновений.

Пара секунд благодатной тишины. Будоражащие нервную систему прикосновения и поглаживания вокруг пупка.

— Аметистовые, — услышала я бормотание графа. — Действительно. Второе поколение. Ребенок