Убить куклу - Надежда Черкасова

— Никак. Москва деньги любит, а у меня их нет. И не предвидится в обозримом будущем. Только я не привык себя ограничивать.

— А я надеялась, что ты женишься на москвичке, корни пустишь, деток заведешь. Хоть на старости лет с малышами понянчиться.

— Неужели свои не надоели?

— Что значит «свои»? Детдомовские, что ли? Да какие же они свои-то? Они для меня невыносимее чужих, потому как надоели хуже горькой редьки. Давно бы на пенсию ушла, да жалко такое хлебное место оставлять. Сколько я уже с него поимела в надежде, что тебе помогаю. Однако деньги эти, как я понимаю, для тебя лишь капля в море? Может, тебе и в самом деле жениться?

— Нищету плодить? У тебя не получилось обеспечить меня на всю оставшуюся жизнь, так ты хочешь, чтобы я повторял твои ошибки? К тому же, если бы пределом моих мечтаний был обычный набор из трешки, машины и дачи с довеском в виде более-менее богатенького тестя, я бы женился. Но это же скука смертная — быть примаком, а потому и вечным должником! Да и характер у москвичек несносный. К тому же сейчас все девки возомнили о себе невесть что: миллионеров им, видите ли, подавай, на меньшее они не согласны! Если видят, что тебе далеко до миллионера, нос воротят, сучки корыстные.

— Неужели ни одной нормальной не встретил? Ты у меня такой видный, просто загляденье. Как картинка, от которой глаз не оторвать. У тебя и девушки нет?

— Есть у меня девушка. Замужняя.

— Да как же она девушка?!

— Такая же, как и все, — мечтающая о больших деньгах. Эта спит и видит, как ее старенький муж со дня на день крякнется, а она останется девушкой вдовствующей.

— Он такой старый?

— Хоть и старый для меня, но, думаю, нас с тобой еще переживет. Видела бы ты его на турнике, любому молодому даст фору. Старой закалки человек этот Леонов, такого запросто свалить не получится. Я садовником в его доме служу. Правда, сейчас занемог старик, но ничего, поправится. При таких-то деньжищах. Поэтому Ленка зря мечтает о вдовстве… Да ты меня слушаешь?

— Да-да, дорогой, конечно, слушаю, — рассеянно ответила Антонина Семеновна, глядя перед собой в пустоту и словно силясь что-то вспомнить. — Вот только мне покоя не дает какая-то ускользающая тревожная мысль. Кажется, я уже когда-то слышала эту фамилию в довольно неприятном для меня контексте. Леонов… Вызывает эта фамилия у меня стойкую неприязнь, словно с ней связано что-то. Нет, не могу вспомнить что. А раз не могу, то это не так и важно. Скажи, а зачем же ты с ней связался, замужней? Молодых, красивых да свободных вокруг — девать некуда. Если в мои юные годы на десять девчонок приходилось девять ребят, то теперь вряд ли что изменилось.

— Ошибаешься, дорогая мамочка, изменилось. И многое. Сейчас другие песни в чести. Например, о лучших друзьях девушек — бриллиантах, которые водятся в основном у богатых старичков. Потому богатые старички нынче — самый ходовой товар: всех уже поразобрали, и многим девушкам не досталось. Потому конкуренция между молодыми красавицами жуткая.

— Неужели все девушки такие меркантильные?

— Не знаю. Другие мне пока не встречались. Интересуешься, почему я с замужней женщиной? Интерес у нас друг к другу обоюдный: она мечтает, чтобы я помог ей стать вдовой, а я пользуюсь моментом и делаю вид, что эти мечты могу исполнить. Пока же эксплуатирую ее наивность в своих целях.

— Егорушка, зачем ты меня пугаешь? Подведет она тебя под монастырь!

— Не бойся, мама, на меня где сядешь, там и слезешь. Ее пустые мечты так мечтами и останутся. Она у Леонова уже четвертая жена и, похоже, начинает ему надоедать. Еще немного, и он заведет пятую. Так я и с пятой смогу поладить, на мой век баб хватит.

— А если он узнает?

— Кто, Петр Петрович, что ли? Только обрадуется. Потому как я сыграю роль лакмусовой бумажки для поиска и нахождения причины поменять очередную не оправдавшую доверия жену. Меня, конечно, тоже взашей, поэтому я веду себя очень осмотрительно. Моя непыльная работа мне нравится, а потому терять ее из-за какой-то легкодоступной красавицы я не собираюсь. Для меня главное — свобода. И потом, ты же не хочешь, чтобы я женился на какой-нибудь дворняжке без роду без племени?

— Нет, конечно, в тебе дворянская кровь и… Я вспомнила! — всплеснула пухлыми ручками Антонина Семеновна, глаза ее заблестели, она приосанилась. — Не такая уж и старая у тебя мать, память ей еще не изменяет. Я вспомнила, откуда мне известна эта фамилия! Мы с детства дружили — Тосик, то есть я, Алусик и Мулечка, самая младшенькая из нас. Мы с Алусиком быстро замуж повыходили, а вот подружка наша все выбирала, никак не могла ни на ком остановиться. Так и отдалилась от нас. Мы и поняли, что она нам не ровня. И это во всех отношениях: и по статусу, и по положению, и по всем остальным параметрам. Мои родители из дворянского рода, отец Алусика — известный адвокат. Да и мужья у нас при хороших должностях. А у подружки только мать, которая всю жизнь в школе проработала.

— И зачем ты мне об этом рассказываешь?

— Ты погоди, не перебивай! Лучше послушай, что дальше было. Так вот, мы уже деток растили, а Мулечка все выбирала, выбирала. Хотя и выбирать-то особо в нашем городе не из кого было, одна пьянь да рвань. Но Мулечка заносчивая очень была. Говорила: «Я себе почище найду, чем ваши мужики-голодранцы». Но это больше от гордости, что пару себе никак не могла подобрать. Не понимала того, что хорошего мужика надо своими руками делать, особенно если кругом такой дефицит на них.

— И что?

— А то, что мы с Алусиком при семьях и детках были, да еще времени зря не теряли — учились заочно. Мулечка же выбирала и выбирала, чтобы не прогадать. Сколько мы ее по-дружески ни урезонивали — бесполезно, для нее все трын-трава. Да и скучно ей с нами было. Мы о детях да о мужьях говорили, а она смотрела на нас как на ненормальных: «Какие же вы скучные стали, как мужьями обзавелись да детишками. Совсем погрязли в бытовухе, зарывшись в грязные пеленки. У меня будет совсем иная жизнь: свободная, обеспеченная, веселая!» Мало того, так она еще пыталась глазки нашим мужикам строить, намеки кидать на то, что они прогадали с выбором жен. Ну раз пошла такая игра без правил, мы с ней быстренько и рассорились, а вскоре вообще перестали общаться. Она же назло нам роман закрутила с каким-то столичным командированным. Хвасталась, что он замуж ее зовет, поэтому теперь она станет москвичкой, а потому мы ей и в подметки не годимся.

— Очень занимательная история, но…

— Да погоди ты перебивать! Послушай, что дальше было. Он-то, московский хлыщ, погулял с Мулечкой пару-тройку деньков, а потом в Москву укатил. А она с горя на местного парня переключилась. Уж такой хулиганистый был этот Сашок, что через три месяца в тюрьму за драку попал.

— Ну и что?!

— А то, что подружка-то наша беспутная в положении осталась! И в свой положенный срок родила девочку. Она тут же написала Сашку в тюрьму, но тот отказался от ребенка, заявив, что досталась она ему уже не девкой. Из тюрьмы он так и не вышел, убили Сашка. Наверное, и там на рожон лез да на неприятности нарывался, вот и погиб зазря совсем молодым. — Егор тяжело вздохнул, не решаясь перебить мать, с таким жаром вспоминавшую молодые годы. — Да не вздыхай ты так! Я все к чему веду? А к тому, что звали этого столичного командированного Леонов Петр Петрович, вот как! И, может быть, эта самая родившаяся и никому не нужная девочка — его дочь! Дети-то у него есть?