Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев

фалангу включается и Сент-Экзюпери. Интеллигенция должна снова взяться за работу по созданию нового синтеза, и здесь очень ценно именно мнение Сент-Экзюпери относительно крупного математика Пенлево, занимавшего одно время крупный административный пост:

«Я считаю, что является софизмом думать: „Зачем ученый такого ранга и способный к столь эффективным синтезам, вмешивается в политическую жизнь, вместо того чтобы замкнуться в своем кабинете?“, тогда как следует говорить: „Именно потому, что этот человек универсален и не запирается в своем кабинете, но, вмешиваясь в общественную жизнь, всюду наблюдает, он и способен производить столь эффективные синтезы“».

Ульяновск, 31 декабря 1960 года

Апология Марфы Борецкой[69]

Размышляя о русской истории периода «собирания Руси», естественно останавливаешься на трагедии Великого Новгорода, павшего жертвой этого собирания. Пожалуй, общепринятым является взгляд, что эта жертва была необходима для будущего России, поэтому осуждению подвергаются все люди и группы людей, противившиеся этому объединению. Во главе этих людей стояла выдающаяся женщина, последняя посадница Великого Новгорода, лидер «литовской» партии, Марфа Борецкая. Как непосредственный ее противник Иван Васильевич, так и поддерживавшие политику Ивана III историки склонны считать Марфу Борецкую, Марфу-посадницу, изменницей русскому делу, желавшей объединения Новгорода с Литвой, а не с «естественным» центром объединения Руси, Москвой. Считается, что Марфа Борецкая могла действовать только в интересах эксплуатирующей верхушки Великого Новгорода, а не в интересах народа, естественно склонявшегося к унии с единоплеменным, единоязычным и единоверным русским народом, с которым он был связан своей вековой историей.

Но «audiatur et altera pars», да будет выслушана и другая сторона. Я не знаю всех мыслей Марфы Борецкой, не знаю, в какой степени «чисты» были ее побуждения и в какой степени они вытекали из ее классовых интересов. Я беру за доказанное, что Марфа Борецкая стояла во главе литовской партии, стремившейся к унии с Литвой с целью воспрепятствовать ясно выразившимся стремлениям московских князей, и в частности Ивана III, присоединить Новгород к Москве. Можно ли квалифицировать такие деяния как «измену», или можно что-либо сказать в оправдание подсудимой или в смягчении ее вины?

Я постараюсь изложить то, что могла бы сказать Марфа в свое оправдание перед судом истории и, так как суд истории не имеет ни определенного места, ни времени для своей деятельности, я буду вести защиту от имени безличного идеального существа – Духа Великого Новгорода.

Дух Великого Новгорода: Граждане судьи! Мою подзащитную обвиняют в тягчайшем преступлении, которое можно вменять государственному деятелю – измене, а первый погром Великого Новгорода, осуществленный Иваном III, рассматривают как справедливую кару за преступление, в которое была вовлечена значительная часть новгородцев под тлетворным влиянием Марфы Борецкой и возглавляемой ею литовской партии. Можем ли мы сказать: «Да, виновна!»?

Нет, этого приговора, по всей справедливости, мы вынести не можем.

Разберем понятие измены во всех возможных смыслах и постараемся показать, что как бы мы его не выворачивали, элементов измены мы в деятельности Марфы не найдем, но, пожалуй, с гораздо большим основанием сможем обвинить в измене ее противников, ее обвинителей и судей.

Первое понимание измены: одностороннее и притом вероломное нарушение обязательств – измена присяге, своему государству, своему сюзерену. О таком понимании измены речи быть не может, так как Новгород Великий был суверенным государством, не подчиненным Москве. Как известно, Иван III придрался к тому, что в одном дипломатическом акте новгородцы назвали его не «господином», а «государем». Но описка не может считаться нормальным обязательством, требующим безусловного подчинения. А суверенное государство и его руководители имеют полное право вести переговоры о взаимопомощи с соседями, в особенности тогда, когда ясно чувствуют (и в данном случае эта тревога не была напрасной) наличие серьезной внешней опасности. Формально-юридическое обвинение в измене совершенно бессмысленно.

Не будем формалистами. Согласимся понимать под изменой – измену какому-либо великому принципу. И этим принципом сочтем необходимость объединения России. А с какой целью? Объединения для объединения? – В интересах народа. Какого народа – новгородского, в первую очередь, выразителем которого должна была быть Марфа Борецкая. Думаю, что, при известных условиях, объединение новогородского народа со всем русским народом, было бы выгодно, но речь шла не об объединении на определенных условиях, а о безоговорочной капитуляции Великого Новгорода перед Москвой. И если мы посмотрим на всю историю, то вряд ли сумеем согласиться с тем, что завоевание Новгорода принесло пользу новгородскому народу. Новгород был гораздо богаче и культурнее Москвы, а когда меньшая, более богатая и культурная часть присоединяется безоговорочно к большей, менее богатой и менее культурной части, то обычным результатом является то, что большая часть попросту подвергает меньшую часть самому безудержному грабежу, и притом вовсе не в интересах народа большей части (это оправдало бы экспроприацию), а в интересах кучки эксплуататоров большей части.

И новгородцам можно было вспомнить не такую уж давнюю историю, когда предшественник московских князей Андрей Боголюбский (по какому-то недоразумению причтенный к лику святых) подверг страшному разгрому мать городов русских древний Киев, не пощадив даже церквей и монастырей (хорош святой!). А основатель Москвы, Юрий Долгорукий, не зря, очевидно, получил свое прозвище, видимо, руки были загребущие, глаза завидущие. И все потомство Ивана Калиты, за исключением последнего царя, Федора Иоанновича, было серией монархов, которые, в первую очередь, были рвачами и довольно беспринципными, пользовавшимися любыми средствами для увеличения своего могущества.

Но ведь результатом рваческой политики потомков Калиты было объединение русского народа вокруг Москвы и освобождение от татарского ига. И в интересах всего русского народа и в благодарность за освобождение Великий Новгород должен был присоединиться к Москве. Разберем порознь: интересы и благодарность.

Как известно, решительная битва за освобождение Руси от татар, Куликовская, произошла до присоединения Новгорода к России. Следовательно, объединение Новгорода с Москвою было ненужно для освобождения. И присоединение Новгорода к Москве не ликвидировало татарской проблемы: неоднократно Москва подвергалась набегам татар и даже в 1572 году, при «великом государе» Иване IV она подверглась совершенному сожжению от крымских татар. Мы вернемся еще к этому вопросу и покажем, что, может быть, было бы справедливо обратное: если бы не было насильственного присоединения Новгорода к Москве, возможно, не было бы и крымского погрома Москвы 1572 года.

Перейдем к вопросу о «благодарности». В политике, как нигде, можно отстаивать справедливость принципа «права на неблагодарность есть драгоценнейшая из свобод». Свобода, конечно, не абсолютная, а понимаемая в том смысле, что если следование высшим принципам требует на определенном этапе нарушения требования благодарности, надо быть неблагодарным. Но и в политике, и в личной жизни требования