Игуана - Альберто Васкес-Фигероа

Объяснения, очевидно, мог дать загадочный преступник; поговаривали, что это Игуана Оберлус, уродливый гарпунщик со «Старой леди II», сбежавший с корабля несколько лет назад.

Донья Аделаида Охеда, которая, несмотря на то что прошло уже немало времени, все еще отказывалась считать своего первенца мертвым, пообещала сто золотых дублонов капитану фелюки и пятьдесят — каждому члену команды, если они добудут достоверные и окончательные известия о судьбе, постигшей ее сына Диего.

— А если вы мне привезете его живым, я сделаю вас богатыми, — заверила она. — Вас всех.

Капитан фелюки Аристидес Риверо — через много лет он достигнет известности и будет повешен за попытку вооруженного мятежа — привел корабль к острову Чатем, чтобы сделать там первую остановку, с хитрым намерением поднять якорь в середине дня: он рассчитывал добраться до берегов Худа глубокой ночью и высадить людей на берег, чтобы на рассвете застать врасплох неуловимого Оберлуса в тот самый момент, когда тот, ни о чем не подозревая, покинет свое надежное убежище.

Он надеялся на помощь убывающей луны, чтобы найти остров, но вмешался злой рок: темные тучи, пришедшие с востока, внезапно скрыли остров от глаз, и в полночь Аристидес Риверо, побоявшись разбиться о скалы, решил лечь в дрейф до рассвета.

Утренняя заря застала его примерно в шести милях от берега, и, хотя он поспешно поднял паруса и направился прямиком в бухту с подветренной стороны острова, к тому времени осторожный Оберлус успел его обнаружить, вновь собрал своих пленников, и в очередной раз они оказались связанными в пещере.

За пять дней люди Аристидеса Риверо прочесали остров вдоль и поперек, удостоверившись в том, что часть водоемов была восстановлена, и обнаружив свежие следы, говорившие о присутствии человека; это привело их к убеждению, что на самом деле где-то на острове прячется не один человек, а несколько, и что, возможно, среди них даже есть женщина.

Трех добровольцев спустили на веревках по стене утеса, и Оберлус заметил, как проскользнули их тени, и услышал голоса через выемки для гнезд, сделав вывод, что один из них прошел в шести метрах от входа в пещеру.

Его обкладывали со всех сторон, и он это знал.

Рано или поздно его обнаружат, и тогда ему ничего другого не останется, как умереть с голоду в этой норе, подобно кролику, загнанному хорьками.

Здесь нет запасного выхода, и чужакам будет достаточно усесться на вершине утеса и ждать.

Поэтому он решил, что настало время дать бой, ночью связал руки и пленникам-мужчинам, и Малышке Кармен, всунул кляп в рот всем четверым и, взяв с собой оружие и тяжелый гарпун, бесшумно выбрался наверх. Разглядел костер на берегу бухты, а также огни фелюки. Подождал, прислушиваясь в темноте; до него донесся только крик встревоженных морских птиц и кряхтение одинокого тюленя, в дюжине метров от него ожидавшего смерти.

Оберлус осторожно двинулся с места; он знал на острове каждую тропинку, каждый камень и каждый куст и был способен двигаться с закрытыми глазами, без малейшего звука, почти не будя птиц, отдыхавших в гнездах.

Это было его владение; он тысячу раз обошел Худ из конца в конец, случалось, и в такие же ночи точно так же подкрадывался к своим пленникам, чтобы убедиться в том, что они лежат, не двигаясь, и ничего против него не замышляют.

Почти через час он добрался до берега и остановился, укрывшись в тени. Замер на месте, наблюдая за людьми, которые спали, расположившись вокруг костра, и за вооруженным тяжелым мушкетом человеком, который их охранял.

Оберлус не торопился; он убедился в том, что все его враги были на виду и что никто не застигнет его врасплох, спокойно поднял гарпун, тщательно прицелился и, напрягши руку, метнул, на этот раз не сопроводив бросок характерным криком.

Часовой с вскриком опрокинулся навзничь, пронзенный насквозь, а спящие мужчины мгновенно повскакивали на ноги.

Раздалось два выстрела из темноты, один человек упал, сраженный пулей, попавшей ему в голову, а другой схватился за живот, согнувшись пополам и взвыв от боли.

После этого послышались шаги босых ног, быстро затихшие в ночи, — и больше ничего.

На следующий день, держась все время начеку в ожидании нового нападения, люди Аристидеса Риверо вновь обыскали весь остров, только на сей раз они пылали гневом, жаждая мести.

Все их усилия оказались безуспешными. В конце концов они решили, что обнаружить чертово звериное логово человеку не под силу.

— Собаки! — неожиданно вскричал Ривера. — Как это раньше мне не пришло в голову? Нам нужны собаки!

— Ты совсем недавно не верил в эту историю, — напомнил ему лоцман. — Но теперь видишь, что это правда. Этот тип существует и умеет прятаться.

— А ведь на Чатеме были собаки, — сказал Ривера. — Я схожу за ними и через пару дней вернусь.

Он намеревался оставить на острове пять человек, чтобы они караулили убийцу, но те отказались. Никто не хотел подвергнуться новым нападениям из мрака в обмен на пятьдесят дублонов, и было глупо продолжать поиски, которые до сих пор дали столь ничтожные результаты.

— Никуда он не денется, — сказал лоцман, и с ним согласились все остальные. — Вернемся с собаками и вытащим его из норы. Если он ждал столько времени, посидит еще денька три.

Ночью Оберлус взобрался на вершину утеса, готовый пополнить счет новыми жертвами, но с удивлением обнаружил, что корабль ушел; когда же он еще более осторожно, чем всегда, обошел остров, опасаясь ловушки и стрелков, сидящих в засаде, он не обнаружил никаких признаков человеческого присутствия.

Утром он осмотрел в подзорную трубу каждый угол, каждый камень, каждую поросль и расщелину, а также убедился в том, что на горизонте не видно ни одного паруса.

Чужаки уплыли.

В растерянности он уселся на «свой» камень, обдумывая то удивительное обстоятельство, что его враги так легко отказались от своего намерения, хотя они были решительно настроены его изловить, это было совершенно очевидно.

Отчего же такая спешка, если схватка только-только началась?

Ему понадобились два долгих часа размышлений, в ходе которых он пытался поставить себя на место охотников, ищущих способ заставить кого-то, кто прятался бы на этом острове, себя выдать, пока не вспомнил фразу, сказанную им самому себе, когда он потратил почти десять дней на поиски португальца Гамбоа:

«Если бы у меня была хорошая собака, я заставил бы его выскочить из своей дыры».

Собаки!

Ему стало страшно.

Круг сжимался, было бы глупо закрывать глаза, убеждая себя в том, что он сможет вечно прятаться. Пришла пора двигаться, и он сдвинулся.

* * *

Он дождался отлива и, когда вода опустилась до самого нижнего уровня, зашел в воду и, пройдя пять метров, натолкнулся на шлюпку с «Марии Александры» — в том самом месте, где он ее утопил больше года назад.