Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру

– Я вас не понимаю.

Габриэль сделал отстраняющий жест – разведя руки, он затем картинно уронил их, – и этот жест, очевидно, означал, что данный вопрос его больше не интересует.

– Что это за новая причуда? – настойчиво допытывался Реми.

– Они требовали, чтобы никто не смел к ним приближаться.

– Как?! Не хотели, чтобы к ним приближались?

– Да, и они никому не позволяли до себя дотронуться.

– Вы это верно заметили, что они никому не позволяли до себя дотронуться, – подчеркнул Габриэль. – Вот это действительно странно.

– Значит, вы согласны со мной? Наконец-то! И еще: они почему-то все время пятились назад.

– Ага! Вы обратили внимание, что директора пятились назад, а я-то думал, что так ходят только раки.

– Не смейтесь, Габриэль! Не смейтесь!

– Я и не смеюсь, – запротестовал Габриэль, который оставался серьезен, как папа римский.

– Объясните мне, пожалуйста, Габриэль, раз уж вы так близки к дирекции: почему в антракте, после сцены в саду, когда я протянул руку к господину Ришару, Моншармен прошипел: «Отойдите! Отойдите! Не дотрагивайтесь до него»? Разве я прокаженный?

– Невероятно!

– А через несколько секунд, когда господин посол Ла Бордери, в свою очередь, направился к Ришару, разве вы не видели, как Моншармен бросился между ними и закричал: «Господин посол, заклинаю вас, не прикасайтесь к господину директору!»?

– Фантастика! А что делал в это время Ришар?

– Что делал? Вы же сами видели. Он сделал полуоборот и поклонился, хотя перед ним никого не было. Потом попятился назад!

– Попятился?

– А Моншармен, который стоял позади него, тоже резко повернулся и тоже попятился… Так они и шли до самой лестницы затылком вперед! Или они сошли с ума, или я ничего не понимаю!

– Может быть, – неуверенно предположил Габриэль, – они репетировали… какое-то балетное па?

Господин секретарь был оскорблен такой вульгарной шуткой в столь драматический момент. Он нахмурился, губы его сжались.

– Не хитрите, Габриэль. – Он наклонился к самому уху собеседника. – За то, что здесь происходит, вы с Мерсье тоже несете ответственность.

– А именно? – удивился Габриэль.

– Я думаю, Кристина Даэ не единственная, кто исчез сегодня вечером.

– А? В самом деле?

– Никаких «в самом деле»! Вы мне можете объяснить, почему, когда мамаша Жири спустилась в фойе, Мерсье взял ее за руку и в темноте повел за собой?

– Да что вы говорите! – воскликнул Габриэль. – А я и не заметил.

– Вы все прекрасно видели, Габриэль, поскольку следовали за Мерсье и мамашей Жири до его кабинета. С того момента вас вместе с Мерсье видели, а Жири никто больше не видел.

– Вы полагаете, что мы ее съели?

– Нет! Но вы ее заперли на два оборота в своем кабинете; стоит пройти мимо, и услышишь крики… Знаете, что именно? Она вопит из-за двери: «Бандиты! Бандиты!»

Течение этой престранной беседы было прервано появлением запыхавшегося Мерсье.

– Ну вот, – угрюмо доложил он. – Это уже переходит всякие границы. Я крикнул им, что дело очень серьезное и срочное, что это я, Мерсье. Дверь приоткрылась, и появился Моншармен. Он был бледен как бумага. «Чего вы хотите?» – спросил он меня. Я ответил: «Кристину Даэ похитили». И знаете, что он сказал? «Тем лучше для нее!» Он вложил мне в руку вот это и снова закрыл дверь.

Мерсье разжал ладонь, Реми и Габриэль посмотрели на нее.

– Английская булавка! – воскликнул Реми.

– Странно! Очень странно! – совсем тихо проговорил Габриэль, не в силах справиться с дрожью.

В этот момент чей-то голос заставил всех троих оглянуться:

– Простите, господа, не могли бы вы сказать, где Кристина Даэ?

Несмотря на сложные обстоятельства, подобный вопрос, несомненно, был бы встречен смехом, если бы собеседники не прочли на лице юноши такое страдание, что сразу почувствовали к нему жалость. Это был виконт Рауль де Шаньи.

Глава 16

«Кристина! Кристина!»

Первое, о чем подумал Рауль сразу после фантастического исчезновения Кристины Даэ, – о вмешательстве Эрика. Обвиняя его, виконт уже не сомневался в том, что Ангел Музыки обладает неограниченным, почти сверхъестественным могуществом на территории Оперы, где основал свою дьявольскую империю.

В безумии отчаяния и любви Рауль оказался на сцене. «Кристина! Кристина!» – простонал он, ожидая ее отклика со дна той темной пропасти, куда затащил ее монстр, еще трепещущую от божественного восторга, одетую в белый саван – ведь она уже мысленно вручила себя ангелам в раю.

– Кристина! Кристина! – повторял Рауль, и ему казалось, что он слышит в ответ крик девушки через хрупкую перегородку, которая их разделяла. Он как безумный ходил по сцене, терзаемый единственной мыслью: спуститься! Спуститься вниз! В мрачные недра, хотя все входы и выходы подземелья для него закрыты!

Преграда, что обычно так легко отодвигается в сторону, открывая под собой пропасть, куда он неистово стремился, – сегодня этот деревянный настил казался непоколебимым, и двери на лестницы, ведущие в подземелья Оперы, тоже оказались закрыты. С криком «Кристина!» он тщетно бился в двери. Над ним просто издеваются. Считают его несчастным щенком, чей рассудок помрачился.

Предчувствия, одно страшнее другого, как молнии вспыхивали в воспаленном мозгу Рауля.

Очевидно, Эрик, узнав их тайну, понял, что Кристина предала его. Какой же будет его месть? Что осмелится сделать Ангел Музыки, сброшенный с пьедестала? Кристина, оказавшаяся в лапах всемогущего монстра, неужели она потеряна навсегда?!

Рауль вспомнил два странно-зловещих глаза, рассекавшие тьму своим золотым блеском, они напоминали звезды в ночи или же глаза кошки. Ну конечно же! Известно, что глаза некоторых людей-альбиносов, кажущиеся днем кроткими, как у кролика, ночью выглядят как кошачьи.

Да, да, он стрелял вчера, и именно в Эрика! Как же ему не удалось убить его?! И злодей сбежал по водосточной трубе, как это делают кошки или ночные грабители, которые, как рассказывают, по трубе могут взобраться хоть на небо. Нет никакого сомнения, что Эрик собирался предпринять против юноши решительные меры, но был ранен. Видимо, ему удалось спастись и его гнев обрушился на бедную Кристину.

Такие жестокие мысли одолевали Рауля, когда он спешил к гримерной певицы.

«Кристина! Кристина!» Горькие слезы обжигали глаза юноши, когда он открыл дверь и с порога увидел разбросанную по комнате одежду его юной невесты, приготовленную для побега. Почему она не захотела убежать раньше?.. Почему легкомысленно играла с надвигающейся бедой?..

Почему, питая к нему столь возвышенную жалость, бросила в последнем порыве этому демону свой божественный призыв?

Рауль, глотая душившие его слезы, клятвы и проклятия, бросился к большому зеркалу, нажимая, давя на бесчувственное стекло, которое однажды повернулось, чтобы пропустить Кристину в подземелье. Но зеркало, очевидно, повиновалось