Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру

– Да, да! Я слышал! – заявил Ришар. – Полиньи – друг Призрака! А мадам Жири – подруга Полиньи… Делайте выводы! – довольно грубо добавил он. – Но меня вовсе не интересует господин Полиньи. Единственный человек, чья судьба меня действительно волнует, – я этого не скрываю! – это мадам Жири!.. Мадам Жири, вы не знаете, что в этом конверте?

– Боже мой! Нет, конечно!

– Ну так смотрите!

Мадам Жири с волнением заглянула в конверт, и ее глаза тут же заблестели.

– Тысячефранковые банкноты! – воскликнула она.

– Да, мадам Жири! Да! Тысячефранковые банкноты! И вы об этом отлично знаете!

– Я, господин директор? Клянусь вам…

– Не клянитесь, мадам Жири! А теперь я вам скажу, зачем еще вас вызвал. Мадам Жири, сейчас вас арестуют.

Два черных пера на шляпе цвета копоти обычно имели форму вопросительных знаков, но тут они быстро стали восклицательными; что же до самой шляпы, крепившейся на шиньоне, она угрожающе накренилась. Удивление, возмущение, протест и испуг – все эти чувства у матушки малышки Мэг соединились в довольно нелепом пируэте – нечто вроде глиссада, – и с видом оскорбленной добродетели она одним прыжком достигла директорского кресла. Ришар невольно отшатнулся.

– Меня арестуют!

Странно, что, произнося эти слова, мамаша Жири не выплюнула в лицо господину Ришару три оставшихся у нее зуба.

Но господин Ришар показал себя просто героем. Он не отступил ни на шаг. Он, будто репетируя сцену в полиции, угрожающе показывал пальцем на смотрительницу ложи № 5:

– Вас арестуют, мадам Жири, как воровку!

– А ну, повтори!

И, размахнувшись, мадам Жири ударила господина директора Ришара по щеке, прежде чем успел вмешаться господин директор Моншармен. Но директорской щеки коснулась не иссушенная рука холерической старухи, а только конверт, виновник скандала. Магический конверт раскрылся, и банкноты закружились в фантастическом танце, словно стайка огромных бабочек.

Директора вскрикнули, так как одна и та же мысль заставила обоих броситься на колени и лихорадочно собирать бесценные бумажки, торопливо их пересчитывая.

– Они все еще настоящие? – спросил Моншармен.

– Они все еще настоящие? – спросил Ришар.

– Настоящие! – закричали они в один голос.

А над ними скрежетали три зуба мадам Жири, извергавшей поток сквернословия. Отчетливо слышалось только:

– Я – воровка! Я?

Она задыхалась. Она кричала:

– Меня нагло оклеветали!

Потом вдруг внезапно подскочила к Ришару.

– Во всяком случае, вам, мусье Ришар, – выдавила она, – вам лучше меня известно, куда девались двадцать тысяч франков!

– Мне? – воскликнул Ришар в изумлении. – Откуда?

Тотчас Моншармен, суровый и обеспокоенный, потребовал, чтобы она высказалась яснее:

– Что это значит? Почему вы утверждаете, что господин Ришар знает лучше вас, куда девались двадцать тысяч?

Ришар, чувствуя, что краснеет под пристальным взглядом Моншармена, взял матушку Жири за руку и жестоко встряхнул. Он вскричал громоподобным голосом:

– Почему я знаю лучше, куда делись эти деньги? Почему?!

– Потому что они прошли через ваш карман! – выдохнула старая дама, глядя на него, как глядят на порождение дьявола.

Теперь настала очередь Ришара. Он был сражен, как ударом молнии, сначала тяжестью неожиданного обвинения, потом подозрительным взглядом Моншармена. Утратив самообладание, столь необходимое ему в тот момент, он едва собрался с силами, чтобы отвергнуть столь гадкое обвинение.

Так самые невинные люди, застигнутые врасплох, то бледнеют, то краснеют, могут пошатнуться, или выпрямиться, или рухнуть в бездну, или протестовать, или вообще молчать, когда надо бы говорить или хотя бы бормотать что-нибудь, оказываются виноватыми – ни с того ни с сего.

Моншармен унял воинственный порыв, с которым ни в чем не повинный Ришар готов был броситься на мадам Жири, и ласково задал ей вопрос:

– Как могли вы заподозрить моего коллегу в том, что он положил себе в карман двадцать тысяч франков?

– Я ничего такого не говорила! – заявила с вызовом матушка Жири. – Просто я собственными руками вложила эти двадцать тысяч в карман господина Ришара. – Потом добавила вполголоса: – Тем хуже, раз уж так вышло, пусть Призрак простит меня.

Ришар собирался снова возмутиться, но Моншармен властно удержал его:

– Извини! Позволь этой женщине объясниться. Я сам расспрошу ее. А вообще-то, странно, что ты взял подобный тон. Мы близки к раскрытию этой загадки, а ты так разгневался. Ты не прав. Меня, например, это просто забавляет.

Мадам Жири с видом жертвы подняла на него глаза, в которых светилась несокрушимая вера в свою невиновность:

– Вы говорите, что в конверте, который я сунула в карман господина Ришара, было двадцать тысяч франков, но повторяю: я ничего об этом не знала, да ведь и господин Ришар сам не знал.

– Вот! Вот! – подхватил тут же Ришар, сразу повеселев, что весьма не понравилось Моншармену. – Я тоже ничего не знал! Вы кладете мне в карман двадцать тысяч, а я об этом не знаю. Интересное дело, а, мадам Жири?

– Да, – кивнула грозная дама, – это правда. Ни вы, ни я – мы ничего не знали об этом. Но вы-то точно должны были в результате обнаружить эти деньги.

Ришар попросту проглотил бы мадам Жири, если бы здесь не было Моншармена, но тот невольно служил ей защитой, и допрос был продолжен:

– Какой именно конверт вы положили в карман господина Ришара? Ведь не тот, что был дан нами: его вы на наших глазах унесли в ложу номер пять и там денег не было?

– Простите, как раз тот, который дал мне господин директор, я и сунула ему в карман, – объяснила матушка Жири. – А другой, совершенно такой же, я положила в ложу Призрака, тот был у меня в рукаве, и его дал мне Призрак!

С этими словами матушка Жири вытащила из рукава запечатанный конверт, во всем, включая надпись, похожий на тот, в котором лежали двадцать тысяч. Директора выхватили его. Рассмотрев, они констатировали, что печать на конверте – их собственная. Вскрыли конверт… Внутри оказалось двадцать билетов «Sainte Farce» – точно таких, которые привели их в недоумение в прошлом месяце.

– Как это просто, – заметил Ришар.

– Совсем просто, – торжественно подтвердил Моншармен.

– Самые эффектные фокусы – всегда самые простые. Достаточно иметь ловкого сообщника…

– Или сообщницу, – подхватил Моншармен и продолжил, не сводя взгляда с мадам Жири, словно желая ее загипнотизировать: – Так это Призрак вручил вам конверт, Призрак заставил вас подменить его, не так ли? Призрак сказал, чтобы вы положили другой, подмененный конверт в карман господина Ришара?

– Да, именно он!

– Тогда не продемонстрируете ли вы нам свои способности, мадам? Вот конверт. Делайте, как если бы мы ничего не знали.

– К вашим услугам, господа.

Матушка Жири взяла конверт с двадцатью тысячами и направилась к двери, собираясь