Совершенно не обязательные смерти - Дейрдре Салливан

– Чтобы оставаться богатым, – отвечаю я. – Жизнь в замке стоит денег.

– Мог бы сэкономить на отоплении, – говорит Кэтлин. – Тут слишком жарко. Я ночью постоянно скидываю одеяло.

– Я тоже.

– О чем вы, девочки? – удивленно глядит на нас мама. – Тут жуткий холод! Если я ложусь спать без Брайана и трех бутылок с горячей водой, то к утру превращаюсь в ледышку.

– Можешь сегодня поспать у меня, – предлагаю я. – А я переночую у Кэтлин. Она не будет возражать.

– Не буду, – кивает Кэтлин. – Могла бы, но не буду.

– Ты можешь делать все, что пожелаешь. Я в тебя верю. Боже, храни Америку.

Кэтлин фыркает:

– Интересно, почему никто не говорит: «Боже, храни Ирландию»?

– Потому что Америка звучит более драматично. К тому же Бог и так много времени провел в Ирландии, когда подбивал монашек продавать детей.

– Мэдлин, Бог не виноват в том, что творит церковь.

– А кто тогда виноват?

– Ты, – сердито косится на меня Кэтлин. – И думаю, все мы заслуживаем, чтобы ты перед нами извинилась.

– Ну простите, я так виновата. – Я прижимаю руку к сердцу и притворяюсь, что плачу горькими слезами. – Я же не знала, что меня втайне назначили папой римским.

– А теперь знаешь. Так что начинай носить крутые шапки.

Мама озадаченно переводит взгляд с меня на Кэтлин:

– О чем вы?

– Мама, ты что, пропустила мимо ушей весь наш невероятно важный и интересный разговор?

– Увы, Мэд. Я отвлеклась. Думала о Брайане. Мне кажется, он что-то скрывает… – У нее на лице появляется такое выражение, словно она пытается решить в уме квадратное уравнение.

– Жену на чердаке7, – как ни в чем не бывало говорит Кэтлин. – Хозяева замков всегда прячут жен на чердаке.

– Уж лучше бы это в самом деле была жена, – вздыхает мама. – Может, она объяснила бы мне, что здесь творится. – Помолчав, она подносит к губам чашку с чаем. – У меня такое чувство, что Брайн не хочет меня беспокоить. Но если есть причина для беспокойства, я предпочла бы знать о ней, вместо того чтобы мучиться от неизвестности. Я понимаю, что на содержание замка уходит много денег. На Брайане лежит большая ответственность, а я сейчас не работаю.

У меня сжимается горло. Я знаю больше, чем любая из них, но что я могу им сказать? Что Брайан хранит секреты Баллифрана? Что Маму ведьма, а в лесу приносят кровавые жертвы? Вряд ли маму и Кэтлин это утешит. Брайан пообещал, что сам обо всем расскажет. И он обязательно сделает это. Он должен.

Я проглатываю невысказанные слова, а мама продолжает:

– Вероятнее всего, проблема именно в деньгах. А я просто глупо себя веду. Отношения не бывают одинаковыми. И у вашего отца были тайны.

У меня перед глазами возникают папины руки, бережно держащие мои, совсем маленькие. И ногти – с желтыми, зелеными и синими пятнами. Странные цвета для мужчины, пусть даже и работавшего в саду. А может, это мнимые воспоминания: мой мозг пытается заполнить впечатлениями от других людей пустоты, оставшиеся после смерти отца.

Иначе откуда у него такие же ногти, как у Маму?

– Да? – Глаза Кэтлин загораются любопытством. – И какие?

– Так сразу и не вспомнить, – отвечает мама. – Но у него было по меньшей мере четыре секрета.

– Может, Брайан утаивает от тебя что-то хорошее. – Кэтлин явно хочет подбодрить маму. – Например, вечеринку-сюрприз. Или нового пони!

– Ты же ненавидишь пони, – напоминает ей мама.

Кэтлин в самом деле недолюбливает маленьких лошадок: однажды пони стала центром внимания на празднике по случаю нашего дня рождения, а моя сестра такого не прощает.

– Да, но пони-сюрприз – это все равно хорошая идея. Он будет возить мои учебники, а я буду кормить его сеном и сделаю ему шляпку с отверстиями для ушей, совсем как в книжках с картинками. Лон обязательно с ним подружится.

Я невольно представляю серую в яблоках лошадку с гладкой шерсткой. И смотрю на сестру. Я столько хочу ей сказать, но не могу. Мы замолкаем, едва выходим из дому, и молча идем по дороге – мимо голого разлапистого ясеня, маленьких худосочных рябин и кустов боярышника, скорчившихся, как мальчики для битья в ожидании порки. Тисы молчаливыми стражами сопровождают нас до ворот. Такие деревья обычно сажают на кладбищах. И никто не знает, сколько им лет. Может, сто, а может, тысяча. Время опустошает их изнутри.

На автобусной остановке я снова бросаю взгляд на сестру, которая вьюнком увивается вокруг Лона. Волосы растрепались, идеальное лицо светится от счастья. Его губы приникают к шее Кэтлин. Я так далека от нее сегодня.

Мои мысли снова захватывает Уна, прекрасная и непостижимая. «Куда ты пропала? – думаю я. – Что-то случилось? Это имеет отношение к колдовству? Ты такая же, как я? А остальные?» В голове мечутся знаки вопроса. Автобус проезжает мимо остановки, на которой обычно садится Уна. Но сегодня ее там нет, и мне от этого больно.

За грязным окном мелькают растения и ветви деревьев. Некоторые белизной напоминают сломанные кости. Я репетирую про себя речь для каминг-аута. Пока мне удалось придумать только: «Вообще-то моя сексуальная ориентация вас не касается, но мне нравятся девушки. Конец дискуссии». Коротко и по существу, но вряд ли у меня получится сохранить невозмутимость. Скорее всего, дело закончится слезами. Желудок скручивается узлом при одной мысли об этом. Ведь, если я признаюсь, пути назад не будет. Слово не воробей.

Но если на меня так внезапно снизошло озарение и я осознала себя за столь короткий промежуток времени, где гарантия, что меня снова не озарит? Может, стоит сказать: «Сейчас я определяю себя как лесбиянку, но не исключено, что в будущем рассмотрю и другие предложения. Конец дискуссии. Кстати, магия реальна, так что соль останется у вас под кроватью».

За обедом я пристально изучаю лицо Лона, выглядывая признаки опасности. Кэтлин мое присутствие явно тяготит. Нужно все-таки последовать совету Маму и рассказать Брайану об их отношениях. Причем как можно скорее. Реакция Брайана подскажет мне, что делать. Он убежден, что в Баллифране нам ничего не угрожает. То ли из-за его отца, то ли по какой-то иной причине. У меня такое чувство, будто я собираюсь предать Кэтлин, потому что ей в любом случае будет больно. Лон упивается ее любовью. Его медные глаза смотрят поверх ее головы. В прежние времена на глаза покойникам клали медные монеты, чтобы те оставались закрытыми. Хелен Гроарк. Ее бледное лицо истлело, обратившись в землю и кости.

Двадцать минут ко мне относятся как к пустому месту. Наконец я не выдерживаю и ухожу обратно в школу.

– Эти двое, – говорю я Чарли и закатываю глаза.