Последний кит. В северных водах - Ян Мак-Гвайр

– Кто-то из наших людей уже болен?

– Нет, пока что.

– В таком случае это самая маленькая из наших гребаных трудностей.

Самнер вспоминает, как видел гигантский айсберг сквозь пелену падающего серого снега: многоэтажный и совершенный, он уверенно и неостановимо скользил вперед, тогда как вся планета застыла в ужасе.

– «Гастингс» мог утонуть, – соображает наконец он. – Вы это имеете в виду?

– Он не утонул, – заявляет ему Кэвендиш.

– Здесь есть другие корабли, которые могут спасти нас?

Отто качает головой.

– Поблизости – нет. Сезон охоты уже заканчивается, а мы слишком далеко зашли на север. Бóльшая часть флота уже ушла из залива Пондз-бэй.

– Он не мог утонуть, – стоит на своем Кэвендиш. – Он где-то в заливе, только и всего. Если мы подождем его здесь, то он вернется достаточно быстро.

– Мы должны спустить на воду шлюпки и отправиться на поиски, – говорит Отто. – Прошлой ночью дул очень сильный ветер, и «Гастингс» могло отнести на много миль к востоку. Его могло затереть во льдах, он мог получить пробоину или остаться без руля. Словом, с ним могло произойти что угодно.

Кэвендиш хмурится, затем неохотно кивает, словно стремясь найти лучшее решение, но потерпев в этом неудачу.

– Мы быстренько найдем его, когда выйдем в залив, – быстро говорит он, со щелчком складывая медную подзорную трубу и пряча ее в карман своего пальто. – Говорю вам, что он где-нибудь неподалеку.

– Что будет, если мы не найдем его? – спрашивает Самнер. – Что тогда?

Кэвендиш делает паузу и смотрит на Отто, который упорно хранит молчание. Подергав себя за мочку уха, старпом отвечает фразой из мюзик-холла, произнесенной с чудовищным ирландским акцентом.

– «Тады я надеюсь, что ты прехватил з сабой свой купальный кастюм, Пэдди», – говорит он. – Потому что отсюда далеко плыть до любой точки.

Весь остаток дня они провели в шлюпках, направляя их сначала на восток вдоль кромки материкового льда, а потом повернув на север, на середину пролива. Ураган разогнал паковый лед, и потому они легко плывут через скопление плавучих льдин и крошево битого льда, обходя их, в случае необходимости, или отталкивая лопастями своих длинных весел. Отто командует одной шлюпкой, а Кэвендиш – другой. Самнер, которого повысили до рулевого, ожидает, что они вот-вот увидят на горизонте «Гастингс» – подобно темному стежку на грубом, сером одеяле неба – и что страх внутри, который он изо всех сил старается сдержать, рассосется и исчезнет, как туман. Он ощущает, как нарастает в моряках тревога, щедро приправленная горечью и гневом. Они ищут, кого бы можно было обвинить в этой череде опасных несчастий, и Кэвендиш, чье производство в капитаны было незаслуженным и омрачено противоестественными событиями и насилием, представляется им самым очевидным кандидатом.

Они возвращаются в свой ветхий и наполовину сожженный лагерь смертельно уставшими, продрогшими до костей и павшими духом, потому что весь день налегали на весла, но не обнаружили ни присутствия «Гастингса», ни каких-либо признаков того, какая судьба была ему уготована. Кок разводит костер из бочарной клепки и отпиленных кусков бизань-мачты, соорудив невкусный бифштекс из солонины и древней, закаменевшей от старости репы. Когда с едой покончено, Кэвендиш выбивает пробку из бочонка виски, распорядившись налить каждому по порции. Моряки угрюмо выпивают их, а потом, не спросив разрешения, продолжают пить дальше, пока бочонок не пустеет и атмосфера в палатке наполняется алкогольными парами и становится взрывоопасной. Вскоре после недолгой и сварливой ссоры вспыхивает драка и обнажаются ножи. Мак-Кендрик, бывший всего лишь простым наблюдателем, получает глубокий порез предплечья, а кузнец от удара лишается чувств. Когда Кэвендиш пытается разнять драчунов, ему рассаживают голову кофель-нагелем[70], и Самнеру с Отто приходится вмешаться, дабы избавить его от худшей участи. Из соображений безопасности они вытаскивают его наружу. Отто возвращается, чтобы попробовать успокоить людей, но его самого сначала оскорбляют, а потом и угрожают ножом. Кэвендиш, вновь встав на ноги, с лицом, залитым кровью, грязно ругается, берет два заряженных ружья из шлюпок, передает одно Отто и входит в палатку. Он стреляет один раз в лед, чтобы привлечь внимание матросов, а потом объявляет, что всадит пулю в того засранца, который считает себя слишком крутым.

– Теперь, когда Браунли погиб, я по-прежнему остаюсь вашим капитаном, и с превеликой радостью застрелю того бунтовщика, который смеет полагать по-иному.

В палатке воцаряется молчание, а потом Бэннон, шетландец, у которого глаза смотрят в разные стороны, подхватывает с пола бочарную клетку и, ничего не видя перед собой от бешенства, бросается вперед. Кэвендиш, не поднимая ружья от бедра, вскидывает ствол кверху и стреляет, попав матросу в горло. Затылок шетландца разлетается вдребезги, оставляя на круто наклоненной стене палатки большое красное пятно, а вокруг, розоватым ореолом, к ней прилипают частички мозга. В палатке раздается глухой и недовольный ропот команды, который затем вдруг сменяется вязкой свинцовой тишиной. Кэвендиш бросает разряженное ружье себе под ноги и берет второе, уже заряженное, у Отто.

– Вы, все остальные засранцы, надеюсь, намек вам понятен? – обращается он к ним. – Вот эта идиотская глупость только что стоила одному человеку жизни.

Он облизывает губы, после чего с любопытством смотрит по сторонам, словно решая, кого застрелить следующим. Из рассеченной брови у него сочится кровь, стекая на бороду и капая на пол. По стенам палатки пляшут тени, а в воздухе висит отчетливый и сильный запах спиртного и мочи.

– Я как с цепи сорвался, чтобы вы знали, – негромко сообщает команде Кэвендиш. – И делаю то, что мне нравится. Вам бы лучше хорошенько запомнить это, прежде чем вновь вставать мне поперек дороги.

Он дважды уверенно кивает в знак подтверждения своей искренней характеристики, презрительно фыркает и проводит рукой по своей окровавленной бороде.

– Завтра мы поплывем в Пондз-бэй, – говорит он. – Если мы не наткнемся на «Гастингс» по пути туда, то наверняка найдем там другой корабль, который и отвезет нас домой.

– До Пондз-бэя сотня миль и ни дюймом меньше, – возражает кто-то.

– В таком случае вам, ублюдкам, лучше протрезветь и хоть немного поспать.

Кэвендиш опускает взгляд на мертвого шетландца и качает головой.

– Что за дурацкий способ уйти вот так, – говорит он, обращаясь к Отто. – Когда у твоего противника заряженное ружье, на него нельзя бросаться с бочарной клепкой. Это же простой здравый смысл.

Отто кивает, потом делает шаг вперед, с торжественным и епископским видом совершает крестное знамение над телом. После этого двое мужчин безо всяких церемоний берут покойника за ноги и вытаскивают на лед. А в дальнем углу палатки, похожий на идола, сидит в своих кандалах Дракс, на которого никто не обращает внимания, – подобрав под себя ноги, он улыбается и наблюдает за происходящим с безопасного расстояния.