Пустогрань - Ксения Сергеева

Маричка не совсем поняла, но сказала только «спасибо». Марионеточник пожал плечами и кивнул.

– Но где же все Зерна? – Маричка кивнула на чемодан.

– Вспыхнули, когда ты рушила Грань, и растворились. Они потянулись к тебе, к тебе в помощь… Как и все наши силы, желания и души, чтобы ты смогла разбить стекло и уничтожить Пустоту.

– Выходит, они больше не вернутся к хозяевам?

– У большинства из них уже и нет хозяев. А те, кому они принадлежали, с удовольствием отдали их мне на хранение. Теперь они хранятся не у меня, а в тебе. И это гораздо лучше, чем чемоданы, невидимость и подстолье.

– Но я не…

– Они уже проявились, когда ты сопротивлялась Пустоте. Со временем проявятся как-нибудь еще.

– А если хозяева захотят их забрать?

– Не думаю, что это произойдет, но если так, ты всегда можешь с ними поделиться. Ты и это умеешь. Помнишь, как ты помогла нашему итальянскому другу?

Маричка помолчала, на глаза ее навернулись слезы.

– Русалка…

– О, не беспокойся. – Василий Петрович махнул рукой в сторону высокой стеклянной вазы. В ней светилась ярким аквамарином небольшая рыбка. – Когда взбунтовались наши Зерна, они не обошли вниманием и оставленный нашей морской соседкой лунный камушек. Пусть Охотник забрал у Русалки многое, но все ему не досталось. И что может быть лучше для восстановления, чем долготерпение воды…

Маричка удивленно следила за мальком, тот, казалось, хвастался собой, то одним, то другим бочком подплывал к стеклу, покачивал тельцем. Маричка улыбнулась: ну точно, это наша Русалка.

– А еще… тот, второй Охотник?

– Я думаю, – Маячник сложил руки на груди, – он рассыпался, растворился, Пустота сожрала его полностью, мы бы не успели ему помочь так же, как первому, ты была еще у Грани, а он уже превращался в пепел. Слишком много пустоты в нем было. И Горгулья добавила. В какой-то момент он просто исчез из-под двери, рассыпался. И больше не вернется. Его путь завершен. И эта история тоже.

– А что же теперь?

Маричка прикусила губу. И правда, что же теперь? Прошло несколько дней, а как будто целая жизнь. И сколько впереди вопросов, которые сейчас никак не идут в голову, но роятся и щекочут память. Хочется спать, но сначала – все-все записать в синюю тетрадку. Ведь невозможно же никогда забыть, как гремели осколки Грани, как рассыпали невидимую пыльцу крылья колибри, как пугали лиловые зеркала и болотистые дорожки, как прекрасная Горгулья улыбалась, а Русалка все стряхивала воду с пальцев… Неужели возможно вот так запросто вернуться домой, завтра пойти в школу, увидеться со всеми… Да ей никто в жизни не поверит, если она начнет рассказывать! И вообще, какой сегодня все-таки день недели?!

– Кстати, об этом. – Баба Зина улыбнулась и щелкнула пальцами. – Пора бы вернуться в реальное время, а то эти игры с ним совершенно невыносимы!

Дымку за окном сдернуло, как занавеску, солнце отсвечивало оранжевым боком в окнах углового дома, метла Настасьи шкрябала по асфальту, кто-то заливисто смеялся во дворе. Все в квартире надолго замолчали, каждый о своем, но в то же время обо всем, Маричка чувствовала теплое сияние живых неразделенных Зерен и улыбалась. Неужели она снова в четверге?! Трижды побывать в одном и том же дне – то еще удовольствие! Или сегодня пятница? Баба Зина прятала улыбку в ладонь.

Маячник и Тень как-то резко подались в прихожую, засобирался Ганс, проснулась Муська…

– Как будто ничего и не было… – прошептала Маричка и вдруг так загрустила, что на глаза вновь навернулись слезы.

– Ну как же? Мы ведь с тобой еще не начали заниматься альбомами, верно? – Василий Петрович подмигнул Маричке, а баба Зина, поправляя платочек на голове, улыбнулась. – Ты ведь говорила, что у тебя контрольные, верно, но, если останется минутка, приходи. После школы. Я кое-чему научу тебя.

Маричка вскочила с дивана и бросилась на шею Петровскому. Потом обняла бабу Зину. Кинулась в прихожую и расцеловала всех. Марионеточник перехватил ее руку и поцеловал в запястье с таким почтительным поклоном, от которого у Марички стали мягкими коленки. Муська накинула ей на шею свой длинный черный шарф с кисточками. Маячник отсалютовал и потопал к лифту, Тень улыбался, Маричка чувствовала его улыбку. И она непременно увидится с ними снова. Поговорит с Тенью, все-все расспросит у Маячника, узнает рецепт чая и того волшебного шампуня у бабы Зины, а с Гансом и Муськой можно кататься на лифте. Может быть, удастся увидеть колибри… Но как же хочется домой, к маме! А завтра – сюда, к Петровскому и цыганам!

Ничего не кончилось, все еще только-только начинается!

Василий Петрович аккуратно отнес чемодан с задремавшими цыганами в прихожую. Наконец тишина! Он долго сидел на кухне и размышлял, глядя в раковину. В ней возвышался покосившийся небоскреб из чашек и блюдец. Интересно все же, закончилась ли эта история, как сказал Маячник? Старик поднялся и побрел в ванную. За ее дверью шумел летний ливень, а сапоги куда-то запропастились. Ничего, можно и босиком. Петровский вошел под сень дождя как раз в тот момент, когда проснувшийся цыганенок с синими глазами затянул новую, еще неизвестную табору песню.

Борис поморщился, провожая взглядом бортпроводницу. Унесла его бокал с виски, а у самой в душе такое пекло и ядовитый коктейль, что даже он не рискнул бы его выпить. Взлет по расписанию, посадка по расписанию, все по расписанию. Вот только его тонкий план провалился. Почти провалился. Зато отлично прошло испытание на возможности девчонки. Что ж, он сократит дистанцию. Посадка по расписанию. Он возвращается туда, где все начиналось.