Люболь. Книги 1-4 - Вера Авалиани

был на грани убийства своей жены. Стал бы он спать со следовательницей, если бы это дало ему возможность остаться на свободе.

– Безусловно, – сказал он вслух себе. И зажал уши руками, чтобы не вернуться и не убить обоих в этой претенциозной спальне.

Так вот она какая, ревность… подумал он, подставив голову под холодную воду из крана на кухне. Потом снова сел на стул у покрытой мрамором стойки, и, положив на нее голову, прижался лбом к холодному мрамору как раз в том месте, где в ту роковую ночь Виктор видел сон о свадебном платье Сони, скрывающим вход в рай. Но ему почему-то стало легче.

Все в мире повторятся, но за трагедией следует трагикомедия.

Клод сидел все там же, когда Софья вернулась. Появление Софии с размазанной помадой и в характерно измятой юбке и свитере на голое тело вызвало только тяжкий вздох и не слова упрека. А вот Софья была зла.

Взгляд ее пылал ненавистью и яростью:

– Ну что, может мне юбку не оправлять?! Я думала, что ты мне наконец-то послан… То есть, что ты мой. А ты еще мужчиной себя считаешь! Мог бы выбросить этого капитана из дома. Мужик ты или нет?!

Клод удивился ее реакции так, что не мог и слова вымолвить: – Но ты же сказала, что секс – цена свободы. Миллионы женщин делают это всего лишь за деньги. А тут…

Софья зарыдала: – Но ты бы мог хоть сделать вид, что ревнуешь. А не сидеть и ждать, пока со мною это делает другой. Мой муж-импотент так поступал. И теперь ты. Ну ладно, съемки, там работа.

Клод тоже начал распаляться. – Прости, ты приказала мне другое. И, главное, этот полицейский сделал тебе добро. Ведь ты сказала, что убила мужа. Он тебя спас, да, не просто так. Ты должна была отдать долг, как я понял.

Софья начала кидать в него поочередно стакан, ухватку, бумажный полотенца:

– Убирайся. Хватит с меня уродов. Никто никого не понимает. И не любит.

Клод возмутился, отбивая предметы, как вратарь:

– Наоборот, я тебя понимаю. – В голосе его звучало возмущение. – А любовь – это не движения тела. Секс для меня лично из-за поведения моей жены всегда был повинностью, а не радостью. Долгом, хоть и супружеским. Все равно, пока ты не сделаешь это, следователь будут вымогать свой оргазм.

Софья не сдавалась, лицо ее разбухло от слез: – Ну-ну. Выметайся, разумный мой. – И она подталкивала его в прихожую, вынула дубленку из шкафа и вышвырнула за дверь. Как и кольцо с сапфиром.

Ангелы изумленно переглянулись. И Ангел Софьи кинулся к ее уху:

– Он же сказал, по сути, что понимает и прощает. Что же еще? Разве он должен был тебе навредить, отправить в тюрьму, только чтобы только самому поступить, как герой фильма?

Софья, упрямо мотнув головой, словно отгоняя муху, снова сделала жест рукой, приглашающий Клода выметаться за дверь.

– Мне не надо делать вид, что я ревную. – пытался он уговорить явно находящуюся в истерике Соню, – Я почти умер от ревности сейчас. Такое со мной в первый раз. Но я сказал, что тебя понимаю, так как это действительно так, а не просто слова.

Клод прижал Софью к косяку двери всем телом и зажал рот рукой, чтобы она дала ему договорить: Я сам чуть не убил жену. Но не за то, что она спала с другими, а из-за того, что она принуждала к сексу меня. Ей важно было именно заставить, победить, унизить. Даже шантажом своего добивалась. И я делал это с ней только чтобы не навредить сыну, которого она обещала убить вместе со мной. А когда тебя заставляют – ничего не в радость. Я говорю это тебе, чтобы ты поняла, что я не считаю секс чем-то главным в отношениях. Я хочу быть для тебя всем и всегда.

Софья оторвала его руку от своего рта: – Я поняла. – Она помедлила, – Ты тоже импотент.

Клод начал хватать воздух ртом: – Но ты же видела на съемках, что у меня все в порядке с потенцией! – Возмутился он, – Мне, между прочим, надо тебя навсегда и всю, а не одно-два места на твоем теле, – Он подобрал кольцо и силой вернул ей на палец. А потом схватил дубленку, собираясь уходить. – И я очень хочу тебя. Сейчас. Подумай, хочешь ли ты, чтобы я остался. – Но ждать ее решения Клод не стал. А просто отряхнул дубленку, валявшуюся за порогом.

Софья растеряно пропускает его мимо себя в дверь квартиры.

– Так ты остаешься? – Софья поняла, что ее скандал не подействовал. И еще до нее дошло, вызвав ледяную дрожь, то, что она чуть не отказалась от счастья.

– Я иду в гостиную на диван – спать. – сказал Клод будничным тоном, чтобы не накалять страсти, – Завтра мне опять продавать свое тело. По сценарию, я должен гореть в доме в качестве профессионального каскадера, участвующего в сцене пожара. И, правда, был такой эпизод в моей жизни. Меня после съемок отвезли в больницу, поскольку я не сильно, но опалил себе всю спину, будто на пляже сгорел. Я мог бы остаться там, но тревога меня грызла, не давала заснуть. И я сбежал домой. И оказалось, что мой малыш несколько часов уже лежит в холодной ванне, наполненной водой. И он уже устал кричать и выплывать на поверхность. А жена моя тем временем развлекается в спальне с другом, который ее внезапно навестил, когда эта тварь решила помыть младенца в кои-то веки.

Софья развернулась лицом косяку открытой настежь двери и заплакала в голос, не стесняясь соседей.

– Ты никогда не сможешь простить женщин. И я, наверное, так похожа на твою жену, что… А, может, ее душа в меня вселилась, а?

Ангел Софьи запорхал над нею, словно пытаясь остудить ее чувство стыда. Но Клод занял его место и погладил Соню по голове:

– Такая ты или другая, я не буду тебя ни изучать, ни критиковать. Я буду любить тебя любую. Ты – моя. И после завтрашних съемок, что бы я не опалил, я принесу тебе свой «огарок» (он смеется и подмигивает). Может быть, и не очень короткий.

К немалому сожалению соседей, парочка, наконец, закрыла дверь на лестничную клетку.

Ангел Клода, словно потянув за кольцо парашюта, отпустил прижатые к спине и плечам крылья. И махнул коллеге рукой:

– Мне завтра придется вытаскивать Клода на себе из пожара. Иногда при его профессии я чувствую себя медбратом на фронте. Я, кажется, даже мышцы