Когда цветут эдельвейсы - Владимир Топилин

Несмотря на широкую улыбку, от серого лица веяло нескрываемой злобой и надменностью. При виде Ольги его глазки заблестели похотливым блеском и восторженно забегали по фигуре.

Оля сразу же почувствовала, о чем он думает, хотела прекратить дальнейшее общение, но отец даже не захотел слушать дочь и, пользуясь слабостью ее характера и безропотным подчинением, усадил гостя за стол.

В тот вечер девушка осталась верна себе и своему твердому слову: не прикоснулась к стопке, сколько бы ни наливали любимые родители и остальные члены пьяного общества. Недолго задержавшись за столом для приличия, Ольга ушла в другую комнату и раздраженно вслушивалась в пьяные, нарастающие разговоры, доносившиеся из кухни.

Периодически в комнату забегала Клавка, о чем-то болтала, спрашивала, присаживалась на минутку на краешек кровати и убегала вновь к застолью, откуда неслись громкие песни под музыку дядьки Андрея.

Пытаясь хоть как-то отвлечься от «мира сего», Оля пробовала смотреть телевизор, но потом открыла свою общую тетрадь-дневник и, улыбнувшись засушенным между страничек эдельвейсам, погрузилась в воспоминания, представления и мечты. Она видела Ваську, то идущего по путику, то сидящего у костра, то крадущегося за зверем или просто отдыхающего после изнурительного рабочего дня. Сердцем и душой она была с ним: шла рядом по белкам, пила горячий чай у костра, касалась рукой загрубевшей и обросшей щеки любимого человека...

В реальность вернула какая-то возня, доносившаяся из кухни: отец о чем-то горячо спорил с Николаевичем, а Клавка упорно настаивала, чтобы гармонист сыграл для нее польку.

Опираясь на собственный опыт, Оля поняла, что может последовать за этими просьбами, поэтому поспешила угомонить возбужденных людей и предупредить пока что не зародившуюся драку.

Родная и горячо любимая матушка, прислонив голову к дверному косяку, уже спала. Отец и малознакомый друг собирались идти на другой конец поселка в дежурный магазин за очередной порцией внезапно кончившейся водки. Клавка была на грани взрыва: вперив безумные глаза в лицо дядьки Андрея, она едва ворочала языком:

— Ты почему не научился играть полечку?

Не обращая внимания на происходящее, Оля едва приподняла от пола недвижимое тело матери и, прилагая большие усилия, попыталась перенести в комнату на кровать. Засуетившийся Николаич помог ей: он перехватил непосильную для девушки ношу, приподнял ее цепкими, жилистыми руками и без особого труда унес в нужном направлении. Мило улыбнувшись Ольге, воспользовался минутой уединения и, явно заигрывая, засыпал ее комплиментами.

— Не мылься! У тебя ничего не получится, а полезешь — застрелю! — ответила девушка.

— Понял! Ухожу! — мгновенно остыв, почти прошептал он и поспешил за Ольгиным отцом на улицу.

Клавка продолжала наседать на дядьку Андрея и явно хотела драки. Уже не разбираясь в его оправданиях, прицельно, как профессиональный боксер, зарядила кулаком в хлюпнувший кровью нос гармониста.

Не устояв на ногах, мужик упал на пол. Зависнув над ним коршуном, Клавка хотела было добавить тумаков, но вместо кудрей ухватилась за подставленную гармонь. По-кошачьи извернувшись, дядька Андрей вскочил на ноги и принялся поддавать заполошной бабенке по чем попало. Клавка не ожидала такого отпора, давненько ее никто так не колачивал. Но все же, не сдаваясь, вскочила на ноги, ринулась было на обидчика, но получила страшный удар по голове: гармонист, не надеясь на свои кулаки, огрел взбесившуюся ведьму табуретом.

Однако сиденье не выдержало пробы головы и разлетелось на части. Клавку на мгновение выбило из сознания: покачиваясь на подкашивающихся ногах, она вяло крутила головой и, напоминая быка, которому не досталась корова, ревела угрожающим басом.

Оля бросилась разнимать: загородила Клавку от дядьки Андрея, схватила руками за воротник рубахи и потянула его к двери, пытаясь вытолкнуть из дома. Мужик упирался, размахивал руками, что-то кричал, угрожая своей обидчице.

— Уходи, дядя Андрей! Пожалуйста! Завтра придешь! Видишь, что ты делаешь! Уходи от греха подальше, а то это добром не кончится! — скороговоркой повторяла Оля, все ближе и ближе подводя его к выхода.

Это у нее почти получилось: еще совсем немного, и гармонист окажется в сенях.

Она не могла видеть, как «подруженька» в безумной ярости схватила со стола кухонный нож и летела к ним. И в тот момент, когда дядька Андрей повалился через порог, почувствовала резкий, сильный удар в спину.

Она не поняла, что произошло, подумала, что Клавка просто случайно ударила ее кулаком в спину, перепутав с гармонистом.

Девушка повернулась, хотела было успокоить подругу. Мгновенно протрезвевшая Клавка стояла, как окаменевшая статуя, и с ужасом смотрела на окровавленное до рукоятки двадцатисантиметровое лезвие ножа.

Оля все еще не понимала, откуда на ноже кровь, хотела спросить об этом подругу, но, почувствовав, что на спине что-то течет, почти инстинктивно дотронулась рукой до мокрого места. Пальцы и ладонь покраснели. Тогда она поняла, чья кровь на ноже!

Страха не было. Просто появилась какая-то растерянность. А потом как током в голову ударило. Ей казалось, что все происходит не с ней, что ей это просто снится. Она даже не посторонилась, когда Клава, швырнув нож в угол кухни, с криком пробежала мимо.

Хлопнула дверь, и Оля осталась одна. Почему-то стало очень тихо, было слышно, как тикает будильник в дальней комнате, равномерно отсчитывая последние минуты ее жизни.

Повернувшись спиной к висящему на стене зеркалу, посмотрела через плечо. Мокрое, темное пятно быстро двигалось вниз по платью, расширялось, обтекало поясницу и уверенно достигало ягодиц. Из-под правой лопатки что-то пульсировало — Оля сразу же догадалась, что это кровь.

«Что же я стою? — подумала она. — Надо же что-то делать!»

— Мама! — крикнула Ольга и удивилась собственному голосу, почему-то ставшему слабым.

Пошла в комнату на непослушных, заплетающихся ногах.

Присела у спящей матери и принялась тормошить ее за плечо:

— Мама! Да проснись же ты! Пожалуйста! Мне нужна твоя помощь!

Она говорила что-то еще и еще, толкала из последних сил спящую женщину. Но пьяная мать не слышала и на все тщетные попытки дочери отвечала нелепым мычанием.

Чувствуя, как слабеют руки, Оля стала бить по материнским щекам, но и это не помогало. Внезапно она потеряла равновесие и уселась на пол, удивленно посмотрев на завернувшиеся внутрь ступни ног. Хотела было приподняться, но ладонь шлепнула по чему-то мокрому и липкому. Посмотрела под себя и увидела, как из-под платья растекалась небольшая лужица крови. Приподнялась на руках и, подтянув ноги, хотела встать. Вновь потеряла равновесие и упала на правый бок, ударившись головой об пол. Удивилась тому, что совсем не чувствует боли.

Ноги уже не слушались, а дальнейшие попытки передвижения давались все труднее и труднее. Вот уже ничего не чувствуют руки, а движения становятся вялыми и бесконтрольными. Коснулась ладонью груди, но не почувствовала ее. Губы, нос, щеки, уши занемели, язык стал ватным и непослушным. Стараясь в последний раз посмотреть вокруг, слабо приподняла голову. Взгляд упал на случайно оброненный цветок — засушенный фиолетовый эдельвейс. Вспомнив его происхождение, попыталась улыбнуться. Эта последняя улыбка удалась с большим трудом. Потом почему-то поплыли ножки стола, качнулись стены, яркий свет вращающейся люстры начал угасать, расплываться, мутнеть и теряться. Сознание покидало ее, уступая место наплывающей темноте...