Москва 2042 - Владимир Войнович

Сразу скажу, что никаких неприятностей с одеждой у меня больше не было. На другой день после моей злополучной прогулки по Москве Искрина принесла мне короткие форменные штаны и гимнастерку с погонами младшего лейтенанта. Звание не Бог весть какое, но для меня лестное, потому что в прошлой жизни мне не удалось дослужиться и до ефрейтора. Теперь же, гуляя по улицам, я нет-нет, да и скошу глаз на плечо, чтобы убедиться, что звездочки мои на месте.

Вообще те или иные радости жизни познаются в сравнении. Если бы в первое утро своего пребывания в Москорепе я не прогулялся по улицам, я бы никогда не понял, насколько приятнее быть комунянином повышенных потребностей, чем пользоваться потребностями общими.

В гостинице "Коммунистическая", где мы с Искриной живем, у нас удобный и светлый номер, с коврами на полу, с двумя картинами, изображающими Гениалиссимуса на лоне природы в мирной обстановке и в дыму какого-то сражения, где он, в полевой форме, протянув руку вперед, указывает своим воинам дорогу к победе. У нас роскошная ванная. Правда, горячая вода не идет, но на улице так жарко, что я с удовольствием пользуюсь холодным душем. Относительно потребностей я узнал, что их руководство Москорепа делит на несколько категорий. Общие потребности состоят из дыхательных, питательных, жидкостных, покровных (одежда) и жилищных. Удовлетворяются ими все без исключения комуняне, и право на них указано в первом параграфе Конституции Москорепа:

Каждый человек имеет право дышать воздухом, поглощать пищу, удовлетворять жажду, покрывать свое тело соответствующей сезону одеждой и жить в закрытых помещениях.

Эти потребности установлены научно и удовлетворяются полностью. Но потребности, удовлетворение которых не является обязательным, устанавливаются в соответствии с заслугами. Это потребности повышенные, высшие и внекатегорные. Люди, относящиеся к этим разрядам, жалуются, что их потребности не всегда удовлетворяются. Иногда наблюдаются перебои (как у нас в гостинице) с подачей горячей воды, электричества, непорядки в работе лифтов и так далее.

Лично я не жалуюсь. Обслуживание в гостинице вполне хорошее, почти как при капитализме. Каждое утро красномордый официант по имени Пролетарий Ильич (Искрина зовет его Проша) вкатывает в нашу комнату тележку с завтраком, в который входят яичница с ветчиной, сливочное масло, красная икра, свежие булочки, яблочный джем, но вот кофе у них почему-то настоящего нет, так же как и настоящего мыла. Проша меня каждый раз спрашивает. Вы какой кофе предпочитаете, кукурузный или ячменный? Я говорю, что предпочитаю кофейный кофе. Он широко открывает рот и ненатурально хохочет. Видимо, ему объяснили, что я юморист и говорю шутками, а он, как настоящий комунянин, обязан обладать чувством юмора. Я ему говорю, что я вовсе не шучу, что в мои социалистическо-капиталистические времена кофе делался из кофейных зерен, он думает, что и это шутка, и хохочет опять.

Белье у нас в номере меняют каждый день, а свои ботинки я перед сном выставляю в коридор и утром нахожу их начищенными до блеска.

При этом коридорная Эволюция Поликарповна улыбается мне самым нежнейшим способом, выказывая свое уважение, почтение и даже любовь.

Обедаем и ужинаем мы в ресторане внизу. Там светло, уютно, играет тихая музыка. Во всей этой жизни есть только один существенный недостаток: в Москорепе строго соблюдается сухой закон. Я слышал, что некоторые комуняне, чтобы не нарушить закон, едят сухой зубной порошок, но мне он как-то не пришелся по вкусу.

Первые дни

Между нами говоря, я не жалею, что сошелся с Искриной. Она оказалась немножко вздорной, но этот недостаток свойствен всем женщинам всех времен и народов. Кроме, разумеется, убежденных феминисток, которые по своим достоинствам приближаются к мужчинам, а в некоторых случаях даже превосходят их.

Внешне Искрина мне очень нравится. Первое время меня немного смущала ее стриженная наголо голова, и я спросил ее, что за глупая мода и не красивее ли женщине носить нормальную прическу? Она сказала, что комуняне носят волосы только зимой, а летом, борясь за всеобщую утилизацию, в обязательном порядке сдают их на пункты вторсырья.

— А что там с ними делают? — спросил я. — Набивают матрацы?

— Да нет, — сказала она простодушно. — По-моему, там с ними ничего не делают. Просто складывают и все. Вот вторичный продукт — это другое дело. Это мы поставляем в страны Третьего Кольца.

— Зачем? — спросил я.

— По контракту. Когда-то коррупционисты заключили с ними контракт на поставку газа, а газ давно весь кончился. Но наши ученые переоборудовали газопровод, — и тут она не выдержала и стала смеяться. Я спросил ее, в чем дело. Она смутилась и ни за что не хотела сказать. Но потом я все-таки из нее вытянул, что комуняне в шутку зовут теперь бывший газопровод говнопроводом.

Между прочим, меня она упорно называет полюбившимся ей именем — Клаша. Я говорю, что за дурацкое имя Клаша, где ты такое слышала? Она говорит, что это нормальное домашнее имя. Не будет же она меня, как все, звать Классиком Я охотно с ней согласился, что и Классик — имя дурацкое, но ни Клашей, ни Глашей я тоже называться никак не хочу.

— Если уж тебе обязательно хочется прилепить мне какую-то идиотскую кличку, то называй меня хотя бы Талик, как называла меня моя жена.

— Мне, — говорит она, — неинтересно, как тебя называла твоя старуха. И вообще то, что у тебя было до меня, меня не касается.

Мой махровый синий халат она сначала осудила как признак безумного расточительства. Неужели, мол, у нас там, в Третьем Кольце, все ходят в таких халатах? Я сказал, что не знаю, как сейчас, а в мое время ходили многие.

— Вот и дошли до ручки, — сказала она.

Как все комуняне, она считает, что уровень благосостояния людей в Первом Кольце враждебности ниже, чем в Москорепе, во Втором ниже, чем в Первом, а уж в Третьем и вовсе полная нищета.

— Ты посмотри… — она надела халат на себя и стала заворачивать одну полу за другую. — Здесь сколько лишнего и сбоку, и снизу. Это можно было двух, а то даже и трех человек завернуть.

Несмотря на такую коммунистическую рассудительность, она этот халат надевала все чаще и все реже снимала. А заодно завладела и моими шлепанцами, хотя они тоже ей велики. У халата есть плетеный поясок с кистями, но она этим пояском пользуется неохотно. Когда я начинаю чем-нибудь раздражаться, халат на ней слегка расползается, лишь чуть-чуть приоткрывая то, что под ним. Она уже поняла, что такой нехитрый прием действует на меня безотказно, я тут же кидаюсь на нее, как сумасшедший.

— Ой, дедушка! — вопит она, отбиваясь. — Что вы, дедушка! Вам в вашем возрасте от этого может стать плохо.

— Сейчас я тебе покажу дедушку! — рычу я, а потом, словно в тумане, вижу ее лицо с закрытыми глазами и прикушенной нижней губой.

— Вот видишь! — сказала она мне однажды. — Я не зря думала, что ты дикарь.

— А мне кажется, — ответил я ей на это, — что ты выполняешь свои обязанности с большим рвением, чем тебе предписано по службе.