Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка - Джудит Фландерс

Все, на что вы хотите сослаться в указателе, после извлечения из текстов записывается в произвольном порядке на листе бумаги хорошего качества, только с одной стороны… В конце все, что было записано, разрезается ножницами, вырезанные полоски разделяются в должном порядке: сначала по более общим группам, а затем разделяются по более частным – вновь и вновь, сколько бы раз ни потребовалось… [Они] раскладываются отдельно, в разных местах на столе или в коробочках… Когда все листочки упорядочены в желаемом порядке, их можно сразу переписать или, если текст написан достаточно хорошо… их можно прикрепить с помощью клея из муки… [который позволяет открепить] наклеенные листочки, намочив их водой, если была сделана ошибка или если вы собираетесь использовать их по-другому, в новом порядке…[417]

Мысль о том, что записи являются единицами, которые можно перемещать в разном порядке, вдохновила и библиотекарей, причем не только в отношении книг, которые и раньше подвергались повторной классификации и перестановке, но и в отношении гроссбухов, в которых обычно вели каталог. Это открывало мир новых возможностей. В 1720-е гг. некий швед посетил в Париже библиотеку богословского учебного заведения ораторианцев (Péres de l'Oratoire). Там, к своему изумлению, он обнаружил библиотеку, где «не было каталогов, а были только кипы бумажек» размером с игральные карты, писал он, связанные в пачки по пятьдесят или шестьдесят штук, каждая из которых «представляла одну букву алфавита». Он счел систему непрактичной: «Если нитка порвалась, легкий сквознячок может легко нарушить аккуратный порядок, поэтому можно сказать, что эта прекрасная библиотека висит на тонкой ниточке»[418].

Так или иначе, устройство каталога в этой скромной библиотеке было предвестником совершенно нового способа каталогизации – карточного каталога. А карточному каталогу предстояло повлечь за собой повышенный интерес к алфавитному порядку. Веком ранее голландский библиотекарь Гуго Блоциус (1534–1608) начал работать привычным способом над составлением каталога Королевской придворной библиотеки в Вене: на предварительном этапе он исписал множество листочков и расставил их в ящиках в алфавитном порядке по темам, затем эти данные должны были быть перенесены в переплетенные гроссбухи[419]. Однако еще до начала завершающего этапа в его работу вмешались политические и экономические обстоятельства: лишенная финансовой и политической поддержки, библиотека пришла в упадок почти на 150 лет. Лишь в 1760-е гг. карточки Блоциуса вновь стали востребованы, но были упорядочены не по темам, а по алфавиту авторов.

В последующие десятилетия смена правителя привела к выделению дополнительных средств на библиотеку, и ее фонды существенно пополнились благодаря приобретению нескольких крупных собраний книг. В 1780 г. началась работа над новым каталогом книжной коллекции, ныне известной как Библиотека Иосифа, по имени правителя из династии Габсбургов Иосифа II (1741–1790). Для каждой книги была создана карточка, и к 1781 г. более 300 000 карточек, помещенных в ящики в алфавитном порядке, были готовы к занесению в переплетенные гроссбухи. К 1787 г. таких ящиков насчитывалось более двухсот, и, по некоторым оценкам, при переписывании в гроссбухи они заняли бы шестьдесят томов. Однако на это не хватало ни денег, ни времени, ни персонала, так что карточки оставались в своих ящиках, что поначалу рассматривалось как промежуточный этап. При этом они исправно исполняли функции карточного каталога, хотя и непреднамеренно и не получив соответствующего названия[420].

Похожим образом дальнейшие революционные изменения происходили в столь же далеком от революций мире королевских научных обществ, когда Академия наук в Париже поручила составить указатель своих публикаций аббату Франсуа Розье (1734–1793), ботанику и другу Жан-Жака Руссо. Розье не предполагал, что делает что-то революционное; на самом деле, если бы его спросили, он, скорее всего, описал бы свой метод как традиционный, даже старомодный, следующий рекомендациям Гесснера по составлению библиографии. Розье построил свою работу, которую он именовал то указателем, то словарем, то конкордансом (как он сам писал, «название не имеет значения»), в виде пестрой мозаики, состоявшей из громоздких систем, требовавших от пользователя солидных предварительных знаний. Он отказался от простого алфавитного порядка в пользу ключевых слов, но при этом вносил в указатель членов Академии по хронологии – ориентируясь на дату их избрания – и использовал в качестве подкатегории уровень их членства в Академии[421]. Чтобы найти в этом указателе, скажем, Лейбница, необходимо было не только знать год, когда философ стал членом Академии, но и то, что он, будучи иностранцем, стал только ассоциированным членом, и, наконец, то, что он был внесен в указатель под французским вариантом имени – как Годфруа-Гийом Лейбниц (Godefroy-Guillaume Leibnitz)[422]. Несмотря на старомодность методов, материал, который Розье использовал для записей, предвосхищал будущее и поистине был новаторским. «Для создания таких реестров лучше всего подойдут игральные карты», – решил он.

Фрагмент картины Шардена «Карточный домик» (1736/1737)[423]

Выбор носителя для громоздких записей, сделанный Розье, оказался гениальным решением. На игральных картах XVIII в. масть и достоинство печатались на одной стороне, как сегодня, а обратная сторона оставалась пустой. И глянцем те карты, в отличие от современных, не покрывались. Игральные карты были легкодоступны и недороги; они предназначались для постоянного обращения и потому были прочнее и долговечнее, чем бумага; они не слипались, как листы обычной бумаги, поэтому их было легче перебирать; и они были стандартного размера, что упрощало хранение.

Как и хранители Библиотеки Иосифа, Розье ожидал, что эти карточки послужат временной мерой, чтобы помочь ему упорядочить материал, прежде чем готовые указатели будут переплетены и опубликованы, и в его случае так и случилось. Когда спустя два десятилетия была взята штурмом Бастилия и Французская революция свергла старый режим, информация об исчезнувшем королевском обществе не имела большого значения для новой республики. Тем не менее открытый Розье письменный носитель получил массовое признание[424]. Через год после национализации церковных библиотек правительство запланировало составить общенациональный обзор нового имущества, намереваясь собрать информацию о всех хранилищах в едином сводном каталоге всех книг во всех библиотеках Франции.

Первоначально в каждый из 83 только что созданных департаментов, или административных округов, были разосланы анкеты. Ничего путного из этого не вышло: пятнадцать регионов представили достаточно точные сведения; еще несколько утверждали, что у них нет ни одной книжной коллекции (что звучало неправдоподобно); большинство не потрудились ответить вообще. Однако центральное правительство настаивало на своем, и в 1791 г. местная администрация каждого района получила инструкции по каталогизации библиотечных фондов. Каждая