Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка - Джудит Фландерс

библиотека должна была последовательно пронумеровать все свое книжное собрание: от первой книги на верхней полке слева в первом шкафу до последней книги на нижней полке справа в последнем шкафу. Номер каждой книги, за ним – подчеркнутое имя автора (если произведение было анонимным, следовало подчеркнуть название книги или ключевое слово), название, место и дата публикации, формат, номер тома и название библиотеки – все это следовало записать на игральной карте, по одной книге на каждую. Затем карточки надо было упорядочить по алфавиту согласно подчеркнутым словам, связать в пакеты и отправить в Париж. Снова предполагалось, что эти карточки послужат предварительным материалом для переплетенных гроссбухов. И вновь, как это было с Розье и с Библиотекой Иосифа, действительность вмешалась в эту прекрасную фантазию. В библиотеках страны хранилось от десяти до двенадцати миллионов книг, но в Париж прибыло всего 1,2 млн карточек; многие из них были написаны неразборчиво, содержали ошибочные или неполные описания – или и то и другое вместе[425][426].

С течением времени замыслы правительства оказались тщетными. Карточки продолжали лежать неиспользованными, неотсортированными и неоцененными. План был слишком грандиозен в сравнении с ограниченностью ресурсов. Правительство занялось другими проектами, однако связь между карточками и книгами была установлена.

Подобно тому как алфавитизация и книгопечатание превратили deus в d-e-u-s, а полочный шифр сделал книгу подвижным объектом, так и карточка или полоска бумаги превращали информацию в единицу знания, к которой применимы физические манипуляции. Со времен Гутенберга металлические буквы, или литеры, используемые для печати, хранились в наборных кассах, причем каждая буква – отдельно от других. Эти кассы были организованы не по алфавиту, а по востребованности литер. В больших коробках лежали самые часто используемые буквы, в маленьких коробочках – те, которые были нужны реже всего: таким образом, буквы алфавита, на протяжении тысячелетий воспринимаемые как символы звуков, становились физическими, осязаемыми объектами. В XVI в. единицы информации также стали восприниматься как физические объекты, для хранения которых требуется специальная мебель, упрощающая их сортировку.

Типичная типографская наборная касса с металлическим шрифтом: самые большие ячейки хранят наиболее часто используемые буквы («e» во французском, английском, немецком и испанском языках), самые маленькие – наиболее редко используемые («z» в английском, «k» во французском, «q» в испанском языке). Наличие литер с диакритикой (верхний и третий ряды справа) и двух одиноких «k» в крошечном отделении (третий ряд снизу справа) позволяет предположить, что эта касса принадлежала французскому наборщику[427]

В начале XVI в. фламандский грамматик и ритор Йоахим Штерк ван Рингельберг (ок. 1499 – ок. 1536) опубликовал книгу под названием «Хаос» (Chaos); в нее вошли разрозненные мысли, заметки, которым не нашлось другого места, и очерки, затрагивающие разные темы. В одном из этих очерков он изложил принципы планирования новой книги:

Прежде всего я составляю полный план работы, после чего выписываю названия глав на очень большую доску…[428] Я добавляю или удаляю некоторые заглавия по мере необходимости, другие изменяю или перемещаю… Я вчерне раскрываю каждый заголовок, набрасывая текст на листках бумаги, и прикрепляю эти черновики под соответствующими заголовками; затем я вписываю заголовки большими буквами. Таким образом, я получаю полностью обозримый план работы[429].

Сегодня легко представить, как авторы используют компьютерные программы, дающие им такую же возможность рисовать стрелки и устанавливать взаимосвязи, то есть упорядочивать мысли и представлять их в физической форме.

Простейшие формы «сортировочного реквизита», если можно его так назвать, появились в следующем столетии, сперва в качестве дополнения к записным книжкам, которые долго служили основным инструментом для собирания информации. Итальянский врач Марчелло Мальпиги (1628–1694), написавший основополагающий труд по микроскопической анатомии, вел две тетради: одну – для собственных анатомических исследований, другую – для выписок из медицинских источников. Наклеив бумажные ярлычки на внешние края правых страниц тетрадей и обозначив их буквами алфавита от А до Т, он создал блокнот с вкладками[430]. Как нередко случалось в истории организации данных, это усовершенствование было почти одновременно изобретено в нескольких местах. В Англии сэр Уильям Трамбалл (1639–1716), член парламента и дипломат, на протяжении всей жизни собиравший общие места, в 1700-е гг. начал переносить выписки в тетради с вырезанными вручную закладками для разделения страниц по алфавиту[431][432].

Это совпадение неудивительно. Сочетание изобилия и доступности материалов для чтения с новым духом научных исследований, который только укреплялся по мере распространения Просвещения по всей Европе, означало, что обычная «бумажная книга», представлявшая собой поначалу столь захватывающее нововведение, уже не могла удовлетворять потребности читателей и исследователей.

Еще в середине XVI в. Гесснер чувствовал потребность в большем. Он описал записную книжку, какую хотел бы иметь: с приклеенными полосками бумаги или, еще лучше, из плотной бумаги и картона, с нитками, протянутыми вертикально на каждой странице, под которые можно вставлять полоски бумаги, перемещая их со страницы на страницу, если у составителя возникает такая потребность[433].

Это уже с трудом можно назвать записной книжкой – скорее, инструментом для сортировки данных. Возможно, идеи Гесснера позволили осуществиться другим устройствам для сортировки, сделанным уже не из бумаги, а из дерева, однако то, что можно было наблюдать в последующие годы, в ретроспективе кажется совершенно невероятным. Нашими сведениями мы обязаны стараниям Сэмюэля Хартлиба (ок. 1600–1662), любителя общения и охотника за новостями, который выпускал нечто вроде информационного бюллетеня, переписывая и переводя ученую переписку и брошюры разнообразной тематики – о науке, технике, торговле, путешествиях, – и распространял его среди друзей, почитателей и широкой публики[434]. Именно так Хартлиб оповестил всех о «книжном изобретении» некоего Томаса Харрисона. Копию чертежа Харрисона с диаграммами позднее воспроизвел Винцентий Плакций (1642–1699), профессор этики и красноречия в Гамбурге, в сочинении под названием «Ковчег знаний, или Хранилище, посредством которого всё, что вы читали, слышали или обдумывали, можно с чрезвычайной быстротой расположить и с еще большей легкостью использовать».

«Ковчег» Харрисона был, по сути, деревянной книгой общих мест, предметом мебели, предназначенным для усовершенствования бумажных записных книжек: надежным устройством для занесения, хранения и поиска данных. Он предназначался для хранения любых выписок, которые обычно заносили в книги общих мест, из любых важных произведений любого времени, но позволял избежать проблем, которые были обусловлены самим устройством этих книг, а именно: 1) когда добавлялся новый материал, такие сборники нуждались в обновлении указателей; 2) записи фиксировались на одной странице, их нельзя было передвигать, менять