Дядя самых честных правил 2 - Александр Горбов

* * *

Во дворе завода остались только мы с Диего.

— Постарайся не подставляться, Констан, — ткнула меня кулаком в плечо испанка. — Я уже привыкла жить в твоей усадьбе и не хочу переезжать.

— Постарайся, — я ответил в тон ей, — не задеть меня, когда войдёшь в раж.

Диего ухмыльнулась.

— Ничего, потерпишь. Тебе полезно взглянуть на работу настоящего мастера.

— Ой, где?

— Что?

— Настоящий мастер. Хочу на него посмотреть.

— Ах ты, malparido!

Она шуточно замахнулась влепить мне подзатыльник. Увернуться от него не составило труда.

— Юный негодяй, издеваться над собственной наставницей! Ничего, на следующей тренировке я спущу с тебя штаны и отшлёпаю по розовой заднице.

— Если сумеешь поймать.

Испанка фыркнула.

— Вот ещё, больше мне делать нечего, как бегать за тобой. Сам придёшь и будешь умолять на коленях, чтобы я дала тебе этот урок.

Нашу пикировку прервал грохот — на вымощенный заводской двор въехали экипажи опричников. Боже мой, какой кич! Какой апломб! Старые, чуть ли не начала века кареты, размалёванные золотой краской. Или это настоящее сусальное золото? А кони? Да, авалонцы, ухоженные, с серебром на уздечках. Но даже с моего места видно, что лошади с большим пробегом — суставы гнутся с напряжением, скрипят на грани слышимости, а шкуры местами протёрты до дыр. Как говорили в другом месте и в другое время — понты галимые.

Четыре кареты вкатились в ворота и остановились рядком. Двери распахнулись и наружу высыпали опричники. Сколько их там? Человек двадцать с ружьями, судя по виду, с обычными пороховыми. Не слишком хорошая экипировка для разборок со мной, но они об этом ещё не догадываются. Кстати, ехали они не слишком комфортно, набившись внутрь, как селёдки в бочку.

Последними, из самой богато украшенной кареты, вышли только двое. Старик в меховом плаще и молодой щёголь, слишком высокий и худой, отчего походивший на каланчу. Как там их? Матвей Евграфович и Аристарх, кажется. Ага, заметили нас с Диего! Ну-с, господа, что делать будете?

То ли из озорства, то ли из природной вредности, Диего собрала вокруг себя вихрь эфира — неопасное, но демонстративное проявление силы. Как только испанка его сделала видимым, в рядах опричников возникло некоторое смятение. Они ехали на лёгкую прогулку, где им предстояло запугать обычную купчиху, а встретили Талантливого мага, да ещё и агрессивно настроенного.

Минуты две потребовалось старику и “каланче”, чтобы навести порядок среди бойцов. Они коротко переговорили и решительно двинулись в нашу сторону.

“Каланча” Аристарх Еропкин оказался пижоном. На ходу он крутанул кистью и ловко извлёк из воздуха чёрную трость с медным набалдашником. Хороший фокус, мастерский! Я даже не представляю, как его делать. Надо потом спросить у Диего, в чём секрет — буду “громобой” так доставать.

— Добрый день, господа, — голос у “Каланчи” был звонкий, но какой-то неприятный. — Что вы делаете на моём заводе?

— Вы очень невежливы, молодой человек. — В голосе испанки звучало раздражение. — А меня не хотите поприветствовать?

Оба мужчины уставились на неё и растерянно заморгали. До них с трудом не сразу дошло, что Диего — женщина. “Каланча” закашлялся от неожиданности, а вот Матвей Евграфович быстро сориентировался.

— Прошу прощения, сударыня. Глаза уже не те, плоховато вижу. Ввели, хе-хе, старика в заблуждение.

Он вежливо поклонился, и Диего милостиво протянула руку для поцелуя. Аристарх последовал примеру старшего товарища.

— Вы же… — “Каланча” поморщился, глядя на Диего, — та испанка, да? Которая в Москве, эт самое…

— Мальчик, — Диего зло сощурилась, — для тебя я Мария Диего Франсиско Бальбоа де Кастро-и-Тенорио. А за “эт самое” я обычно убиваю на дуэли. Желаете продолжить вашу фразу?

“Каланча” вспыхнул, но не успел и рта открыть, как старик легонько толкнул его локтем.

— Простите, сударыня, Аристарх не имел в виду ничего плохого. Мы люди, хе-хе, провинциальные, редко встречаем гостей из столиц. Всё больше купцы, хе-хе, да мещане.

Испанка кивнула, вроде как прощая молодого нахала. Но в глазах остался мстительный холодок.

— Вы же Урусов? Наследник Василия Фёдоровича, да? — старик обратился ко мне.

— Это я.

— Знал вашего дядю, знал. Очень суровый, хе-хе, был мужчина.

— Стараюсь брать его за пример, — я широко улыбнулся, показав зубы, — во всех отношениях. А вы Матвей Евграфович, насколько мне известно.

— Угадали, он и есть, — старик улыбнулся в ответ, — приятно, хе-хе, когда слава бежит впереди тебя. Надеюсь, вы слышали обо мне только хорошее.

— С какой стороны посмотреть, Матвей Евграфович. Что одному хорошо, другому разорение.

Старик хмыкнул.

— Есть такое, не спорю. А…

— Что вы здесь делаете, — перебил нас Аристарх, — господин и сударыня, на нашем заводе?

Молодой опричник не желал терять времени на пустые разговоры. Судя по настрою, он с радостью перешёл бы к драке, опустив словесные формальности.

— Вашем заводе?

— Да, нашем, — “Каланча” явственно заводился.

— Насколько мне известно, завод принадлежит купцу Мальцову. Если у вас есть бумаги, доказывающие обратное, будьте любезны, покажите их мне.

— Вы не верите дворянскому слову?!

— Моё слово против вашего, Аристарх, не знаю, как вас по батюшке.

— Этот завод наш, Еропкиных!

— Вы ещё скажите, что это ваша корова и вы её доите. Документы, Аристарх, документы! Обычная такая бумага, с подписями и печатями.

— Погодите, — заскрипел старик, плотнее запахнувшись в меховой плащ, — документы должны быть подписаны сегодня. Мария Васильевна ожидает нас.

— Увы, господа, вынужден вас разочаровать: она вас не ожидает.

— Что?!

— Она очень занята. Мы подписали с ней контракт на производство сервизов, и она пристально наблюдает за его выполнением. А я слежу, чтобы ей никто не помешал.

— Что же, — старик усмехнулся, — мы приедем позже, когда ваш заказ будет выполнен.

— Боюсь вас разочаровать, это очень большой заказ. Лет на пять, не меньше.

— Вам не кажется, сударь, — в голосе Аристарха появилась угроза, — что вы влезли не в своё дело?

— Ах, милостивый государь! Я постоянно лезу не в свои дела, и они, даже удивительно, становятся моими.

Аристарх выдвинулся вперёд. Чувствовалось, как в нём бурлит проснувшийся Талант, накачиваясь эфиром.