Суламифь и царица Савская. Любовь царя Соломона - Валерия Карих

Утром пробудился царь Соломон, и был он полон мучительных и тяжких раздумий о смысле человеческой жизни.

«Все суета и томление духа, – в первый раз подумал мудрый царь. – И в чем же тогда смысл жизни искать человеку? В себе и жизни своей, что проживаешь ты, или в том, что оставишь после себя народу своему и людям?»

И, готовясь выйти к народу своему, снова пообещал себе царь Соломон отныне быть справедливым и добрым правителем. Ибо знал он, что святая и великая любовь эта – к своей земле родной и обетованной, к народу, с которым он сросся плотью и кровью!

Однако тоскливая печаль все равно не отпускала его и терзала сердце. Потому что знал он, что обманывает сам себя и в глубине его сердца еще живы честолюбие и надменная надежда на великую славу в веках, а также превосходство над другими людьми и правителями мира.

Послышались за спиной задумавшегося правителя мягкие и крадущиеся шаги, шорох отодвигаемой портьеры. Царь резко обернулся, и рука его оказалась на великолепном, но смерть таящем кинжале, до времени покоившемся за поясом.

Вошел Ахисар – начальник царской охраны. Это был низенький, заплывший жиром человек. Даже широкая пурпурная мантия, перепоясанная драгоценным кушаком, не могла скрыть толстого живота. От быстрой ходьбы трясся его огромный подбородок, сам Ахисар вспотел и шумно дышал, обливаясь потом. Низко поклонившись, он произнес:

– Милостивый мой господин и великий царь! Стражники передали мне, что заметили на расстоянии пяти римских миль от крепостной стены длинный караван, направляющийся к нам.

– Я знаю. Хорошо слышат мои уши, что говорят пески пустыни. Ветер уже давно принес мне это известие. Раньше чем ты, неповоротливый стражник! Зачем мне держать тебя на службе, если ты даже не можешь вовремя сообщить столь важное известие? – и Соломон суровым взглядом оглядел склонившуюся перед ним фигуру своего подданного.

– Прости меня, повелитель! Но как только мне передали это радостное известие – со всех ног бросился я в твои покои! – не поднимая головы, начал оправдываться перепуганный Ахисар. Если царь прогневается, то чего доброго – он сместит его со своего поста и поставит вместо него другого. Но царь прервал его торопливую речь. В это утро он был печален и потому не склонен никого наказывать:

– Хорошо. На этот раз я, пожалуй, прощу тебя за медлительность. Но в следующий раз – тебе придется поторопиться, Ахисар. Потому что вижу я по твоей фигуре, что уже обленился ты на таком хорошем и хлебном месте. У меня найдется не меньше дюжины крепких молодых мужчин, готовых с радостью сменить тебя на этом посту. Ибо не должно быть так, что «поставлена глупость на высокие посты, а достойные внизу пребывают» (Экклезиаст. 33-я ч. Танаха, 7-я кн. Ктувим).

Услышав столь жестокие слова, Ахисар даже застонал от огорчения. Надеясь на царскую милость, он поднял голову и подобострастно посмотрел на грозного повелителя.

– О царь Соломон! Знаю я, что обладаешь ты великой мудростью и справедливостью к своим подданным! – польстил он царю. – Не вели же пока прогонять меня с этого места! Клянусь тебе всем святым и священным Заветом, что я обязательно исправлюсь и впредь буду спешить к тебе быстрее ветра. И потом, согласись, повелитель, что никто во дворце, кроме меня, не знает, как лучите обустроить эту службу.

– Незаменимых людей не бывает! – усмехнувшись, ответил Соломон.

Тогда Ахисар решил попробовать снискать расположение государя, «зайдя» с другой стороны:

– Но, великий повелитель, если ты все же надумаешь сместить меня, то кто встанет вместо меня – верного Ахисара? Ведь мне просто необходимо будет обучить преемника. На это надо время. А, кто еще, как не родной мой сын, лучше всех справиться с этой задачей? – спросил хитрый Ахисар.

Однако царь Соломон и на эти слова лишь усмехнулся и отрицательно покачал головой.

– Не по родам раздаю я должности во дворце! А по уму и достоинствам человека! Вопрос считаю решенным. Подготовь себе преемника, но не родственника твоего! Все ли тебе ясно, Ахисар?

Тот обреченно вздохнул и кивнул головой.

– Мне стало известно, что из Египта к Елафу пристал наш корабль. И привез он финики и сандаловое дерево, маслины и пряности, хлопок и красивые ткани. И даже живых священных крокодилов привез в дар мне.

Царь Хирам велел снарядить из доставленных сокровищ караван и отправить его к нам! – важно произнес царь и с видом превосходства посмотрел на Ахисара.

Вытаращив от удивления глаза, Ахисар дернул себя за густую черную бороду и восхищенно пробормотал:

– Воистину, ты прозорливей и мудрее всех живущих в мире царей и пророков. Для простого смертного – великая загадка, как можешь ты, находясь на расстоянии, так точно угадать, кто приближается и что везет он в своих бурдюках или сундуках нам в подарок? До чего хотел бы я это знать! – неожиданно вырвалось из его уст. Но Ахисар тотчас осекся, потому что за проявленное любопытство царь запросто мог лишить его жизни.

– Тебе не следует знать. Вели стражникам отворять южные ворота и собирай туда людей разгружать караван. Как разгрузите и разложите доставленное в Зале подношений, я приду и посмотрю на дары. После решу, что отправить в Мозу в амбары, а что оставить во дворце. Ступай! – и Соломон взмахнул рукой своему наместнику, повелевая выйти прочь.

Почтительно и часто кланяясь, Ахисар попятился прочь.

Соломон же остался один. Как только низвергнутый со своего поста начальник скрылся за дверью, печальная задумчивость вновь завладела его сердцем. Лицо его нахмурилось, будто на светлое небо набежала легкая беспокойная тень. Много вопросов накопилось в душе царя, много сомнений. И печаль его требовала выхода, утешения.

Через потайную дверь, скрытую за расшитой золотом красной бархатной портьерой, вышел он в другую комнату. Из нее попал в следующую, потом открыл еще одну потайную дверь и, наконец, оказался у цели. Перед ним находилась дверь, выполненная из чистого золота.

По всей ее поверхности были нанесены причудливые изображения людей, животных и птиц, арабские буквы, на первый взгляд расположенные в хаотичном порядке и оттого похожие на продолжение изящного орнамента. Даже самому ученому человеку, освоившему все известные в стране науки, но не посвященному в тайну этих букв, невозможно было прочесть загадочную тайнопись.

Соломон прикоснулся к двери. И тотчас от его пальцев побежал, распространяясь по всему золоту, красный мерцающий, словно раскаленные угли, огонь. В один миг таинственные буквы перестроились в древнее заклятие, которое царь прочитал вслух, – и дверь сама собой отворилась, пропустив Соломона в небольшую полутемную залу. Здесь, на цилиндрическом постаменте, сделанном из черного и блестящего минерала, в самом центре помещения возвышался светящийся красно-золотым светом высокий медный сосуд.

Как только царь Соломон вошел внутрь, дверь бесшумно и легко затворилась за ним. И царь остался один в полумраке. Но он видел и чувствовал в темноте, подобно дикому зверю. Приблизившись к сосуду, царь очертил вокруг себя магический круг. Встал в него, сдержанно и тихо произнес: