Чрезвычайные происшествия на советском флоте - Николай Черкашин

Зыбин дал три удара — «выход свободен» и вылез из трубы в нишу торпедного аппарата.

…Услышав три зыбинских удара, в отсеке возликовали и едва не закричали: «Ура!» Путь к жизни свободен! Один за другим подводники приседали и ныряли в трубу. Самым последним, как и подобает командиру корабля, покидал отсек старпом. Кубынин посветил фонарём — все ли вышли? Все. Лишь плавал, поддерживаемый надувным костюмом, Петя Киреев. Кубынин попробовал притопить его и впихнуть в аппарат. Матрос не приходил в сознание, а проталкивать бездвижное тело целых шесть метров по затопленной трубе Сергей не решился. Он и без того чувствовал себя на пределе сил. Отравленная кровь гудела в висках и ушах, ныло в груди лопнувшее лёгкое. С трудом прополз по трубе. Выбрался на надстройку, огляделся: никого нет. (У водолазов как раз была пересменка.) Решил добраться до рубки и на её верху выждать декомпрессионное время, а затем всплыть на поверхность. Потом потерял сознание. Его чудом заметили с катера…

Сергей пришёл в себя в барокамере на спасателе «Жигули». В вену правой руки была воткнута игла капельницы, но боли он не ощущал — лежал в полной прострации. Врачи поставили ему семь диагнозов: отравление углекислотой, отравление кислородом, разрыв лёгкого, обширная гематома, пневмоторакс, двусторонняя пневмония…

По-настоящему он пришёл в себя, когда увидел в иллюминаторе барокамеры лица друзей и сослуживцев: они беззвучно что-то кричали, улыбались. Ребята, не боясь строгих медицинских генералов, пробились-таки к барокамере…

Потом был госпиталь. В палату к Кубынину приходили матросы, офицеры, медсёстры, совсем незнакомые люди; жали руку, благодарили за стойкость, за выдержку, за спасённых матросов, дарили цветы, несли виноград, дыни, арбузы, мандарины. Это в октябрьском-то Владивостоке! Палату, где лежал Кубынин, прозвали в госпитале «цитрусовой»… Сергея огорчало только одно: комбриг изъял у него корабельную печать, особисты-чекисты забрали вахтенный журнал, а с кителя кто-то отцепил жетон «За дальний поход» и отвинтил командирскую «лодочку»…

Через несколько дней после того, как С-178 обезлюдела под водой, во втором отсеке вода медленно подобралась к кабельным трассам батарейного автомата и тот снова вспыхнул. Глубоко под водой в отсеке погибшей подводной лодки полыхал поминальный костёр…

О том, какой эта трагедия предстала глазам спасателей, поведал в своей книге «Продуть балласт» вице-адмирал Рудольф Александрович Голосов, бывший в ту пору начальником штаба Тихоокеанского флота:

«21 октября 1981 г. в конференц-зале штаба флота под руководством командующего происходил разбор учения. Примерно в 20.15 в зал торопливо вошёл ОД флота с встревоженным лицом:

— Товарищ командующий! Получено сообщение от Дальневосточного пароходства, что на выходе из пролива Босфор Восточный в трёх милях от острова Скрыплева траулер „Рефрижератор-13“ столкнулся с подводной лодкой. Лодка погрузилась. Объявлена тревога спасательному отряду.

Командующий приказал мне немедленно выходить в указанный район и разбираться на месте. Через полтора часа спасательное судно (СС) „Машук“ снялось с якоря и швартовых в бухте Улисс и направилось к острову Скрыплева. Из штаба флота сообщили, что „Рефрижератор-13“ поднял с воды семь человек из экипажа лодки, в том числе командира С-178 капитана 3-го ранга Маранго. Попросил побыстрее доставить его на борт СС, чтобы выяснить обстоятельства происшествия.

В районе столкновения обнаружили два аварийно-спасательных буя ПЛ. Один, как оказалось, носовой, светил, второй был тёмен. Приказал стать на якорь в трёх кабельтовых от буя, направить к нему катер и попытаться установить связь с подводниками.

Подошёл катер с капитаном 3-го ранга Валерием Маранго. Пригласил его в каюту. Сели, закурили. Вид у него несколько ошалелый, и взгляд как будто направлен внутрь себя. Однако рассказывает вполне толково и понятно.

С-178, дизельная ПЛ проекта 613, возвращалась во Владивосток из полигона боевой подготовки. На лодке находились 59 человек. Старший на борту — начальник штаба бригады капитан 2-го ранга Владимир Каравеков. Поскольку с входом в Босфор Восточный надлежит объявлять боевую тревогу, решили до этого дать экипажу поужинать, следуя по боевой готовности № 2 надводная. Работал один дизель, скорость 8–9 узлов. Видимость полная ночная. На мостике находились командир, вахтенный офицер, рулевой, сигнальщик и несколько моряков свободной смены, куривших после ужина. Всего человек 10–11. Вдруг, совершенно неожиданно, сразу несколько человек обнаружили слева градусов 30–40 на фоне ярких огней Владивостока зелёный отличительный огонь встречного судна. Дистанция оказалась очень малой. Командир успел лишь скомандовать: „Право на борт!“ Едва лодка начала поворот, как мощный удар в левый борт резко накренил её, и командир был выброшен за борт. Когда через несколько секунд вынырнул, увидел рядом лодку, уходящую кормой в воду с поднятым носом. Рыбаки поначалу посчитали, что зацепили какой-то буксирчик, поскольку ходовые огни на лодке расположены достаточно низко над водой. Когда разобрались, перестали материться, спустили бот и занялись спасением плавающих людей. Семь человек подняли, остальные, скорее всего, утонули. Больше командир ничего не знал.

Картина была ясной, но для моей миссии давала мало. Как потом оказалось, траулер уходил на промысел, команда была в приличном подпитии. Выходили полуподпольно, не получив должного разрешения дежурной службы порта и информации, что на входе подводная лодка. Чтобы не засекли посты наблюдения, ходовые огни, очевидно, не включали, а когда обнаружили огни С-178 и включили свои, было поздно.

В район подошли малый противолодочный корабль и сторожевик. Определил им точки якорной стоянки с задачей не допускать в район посторонние суда.

Около 0.30 22 октября удалось установить связь с моряками в первом отсеке затонувшей ПЛ. К счастью, радиосигнальное устройство аварийного буя оказалось исправным, что позволило поддерживать связь переносной радиостанцией непосредственно с мостика „Машука“. Поначалу полагал, что разговариваю с начальником штаба, но оказалось, что он с больным сердцем находится в стрессовом состоянии. Руководил всем старпом лодки капитан-лейтенант Сергей Михайлович Кубынин. Он доложил, что отсеки, кроме первого и второго, затоплены. В этих двух отсеках 25 человек. На всех имеются спасательные аппараты „ИДА-59“ и гидрокомбинезоны для выхода на поверхность. Есть некоторый запас средств регенерации воздуха, пресной воды и продовольствия. Личный состав остальных отсеков, очевидно, погиб. Лодка лежит на грунте с небольшим креном и дифферентом на корму, глубина моря 37 метров. Через некоторое время старпом уточнил, что часть спасательных аппаратов и снаряжения неисправна и требуется их замена. Негусто и с продовольствием. Я передал на лодку, что основным вариантом спасения предполагаю выход через торпедный аппарат, к чему им надлежит готовиться. О способе передачи недостающего снаряжения и продовольствия сообщу позже.

Взвесив и оценив имеющиеся у нас возможности, предложил командующему, с которым непрерывно поддерживалась радиосвязь, использовать для работ находившуюся во Владивостоке спасательную подводную лодку (СПЛ) проекта 940, недавно принятую в состав флота. Впоследствии в СМИ она получила известность под названием „Ленок“. Кораблю объявили боевую тревогу, и в 01.30 СПЛ прибыла в район. Обсудив с командиром обстановку и возможности „Ленка“, окончательно утвердился в оптимальном, по моему мнению, плане спасательных работ.