Шаг за край - Тина Сескис

После еще одной песни Саймон уводит меня с танцпола и предлагает отправиться на вечеринку к своему другу. В глубине души я понимаю, что идти мне не следует, следует отправиться в постельку домой, ведь день был таким долгим и мучительным… но я перевозбуждена, наэлектризована, мне нравится танцевать в моем длинном изумрудном платье. Понимаю, что это безумие, но не чувствую в себе готовности положить конец этому вечеру, хочу за полночь задержаться, прямо до 7 мая, когда (уверена!) все будет обстоять лучше. Я даже позволяю своей руке остаться в руке Саймона, когда мы уходим, его касание несет тепло и покой. Ангел, как всегда, мила и настоятельно подхватывает меня под другую руку, хотя, уверена, мне этого вовсе не нужно, я уже пришла в норму, и голова у меня не кружится, я точно протрезвела. Шофер Саймона ожидает возле гостиницы, и мы катим по центру Лондона, где улицы свободны и машины мчат быстро, большой черный лимузин ободряет своей основательностью, тяжким хлопком закрывшейся двери, своей защищенностью, так что, когда мы добираемся до Дин–стрит, я не желаю из него выходить. Когда мы останавливаемся возле клуба, я на миг вспоминаю Кэролайн, какой молодой она была, когда под бомбу попала тут, за углом, как потеряла она своего ребенка и своего любовника, внезапно мне становится до боли ее жалко, я почти прощаю ее.

Клуб полон модно одетого народа и узнаваемых знаменитостей, я, хоть и пытаюсь не чувствовать себя неуместной, самозванкой, конечно же, такая и есть. У Ангел такой вид, будто она родилась тут, невзирая ни на какой акцент, она легко становится своей в этом обществе, целую вечность щебечет о чем–то с хозяином вечеринки, который, похоже, модельер со своим магазином в Ковент — Гардене.

Саймон проводит меня к бару, заказывает еще шампанского, и, делая свой первый глоток, я осознаю, что полночь уже минула, и в душе поздравляю себя с началом дня после, как вдруг кто–то трогает меня за плечо. Оборачиваюсь и вижу ярко размалеванного молодого человека с травленными перекисью волосами и густо наведенными бровями.

— Кэз, — говорит он, — дарааагуша, это ты! До чего ж потрясно тебя видеть. — И он заключает меня в легкие пахучие объятия, словно я хрупкая и изящная драгоценность.

На минуту я теряюсь, а потом доходит: он, должно быть, думает, что я Кэролайн! По–моему, удивительно, что прежде такого никогда не случалось… а потом я вспоминаю тот жуткий день в Хэмпстед — Хит и поверить не могу, что не поняла тогда: тот мужчина не меня узнал, он тоже, должно быть, принял меня за нее. Я и забыла, что я — близняшка, что похожа на свою сестру, вот и не знаю, что сказать и что сделать. Саймон смотрит на меня, но, по–моему, он не расслышал имя, и я цепляюсь за это.

— Привет, — говорю и чувствую, как внутри все пошло кругом.

— Как у тебя сейчас–то дела? Чем занимаешься? — спрашивает напомаженный девочка–мужчина.

— А-а, то да се, — беззаботно отвечаю я. — Все еще в модном бизнесе работаю. — Надеюсь, Саймон этого не слышит. — Извини, надо в дамскую комнату наведаться, приятно повидаться. — И я шагаю к Ангел, яростно шепчу ей, и она неохотно протягивает мне свою крохотную розовую шелковую косметичку, впрочем, беспокойно приговаривает, что мне это ни к чему.

Наркотик с силой бьет в голову, меня шатает в кабинке, решаю, что на этот раз я и в самом деле отправляюсь домой, нельзя мне в один день ничего больше. Ангел была права, хватит мне, о чем я думала–то, когда сюда шла? Пойду к Саймону, скажу ему, что неважно себя чувствую, он вызовет мне такси, а я подожду на улице, на воздухе. Ангел может оставаться, если хочет, мне нужды нет портить ей вечер. Интересно, думаю, кто еще тут может знать Кэролайн, в конце концов эту вечеринку модельер же устроил, и мысленно казню себя за глупое свое поведение. Гляжу в зеркало и вижу высокую девушку с пылающими щеками, сверкающим взглядом, пунцовой раной губной помады над изумрудным платьем. Выгляжу довольно классно, если все принять во внимание. Расправляю плечи и поворачиваюсь к двери, а когда открываю ее, у меня мозги переворачиваются, будто я уразуметь не могу, что происходит, будто я уразуметь не могу, отчего оказываюсь глаза в глаза со своим мужем.

Путешествие на гору Кения стало для Фрэнсис волнующим, открывающим иную жизнь. Она вообще никогда не выезжала из Европы, никогда прежде не спала в палатке, никогда не была на высоте в горах, никогда не восходила на гору с живыми цыплятами, чтобы двумя днями позже съесть их в жидком вареве. Никогда прежде не смотрела она в пять часов утра с обледенелой вершины на раскинувшиеся внизу равнины, когда восходило солнце. А теперь признавала: вот это и есть жизнь, вот для чего занесло ее на эту планету, чтобы сердце ее билось громко, часто и свободно. Ее восхищал, покорял контраст между жаркой многокрасочностью пейзажа у подошвы горы и температурой ниже нуля, отвесными ледяными стенами на ее вершине. Несмотря на отсутствие всяческих удобств, с болью обретаемый опыт, она заглотнула эту приманку, поняла, что отныне такие путешествия станут ее делом до конца жизни. Больше никаких унылых недель в Бретани или Корнуэлле с ее развратным мужем. Была и еще одна сторона этого путешествия, которая заставляла сердце биться учащенно: среди проводников был там один… и пусть он был на два десятка лет ее моложе, было что–то такое в его фигуре, в том, как он повелевал группой, что наделяло ее щемящим осознанием того, где он находился, все время, а если он подходил к ней или спрашивал, как она себя чувствует, она вспыхивала румянцем, как девочка. Спуск, как выяснилось, заставил ее взгрустнуть, и, когда они добрались до нижних склонов, Фрэнсис была признательна за радостную весть: предстояло провести еще одну ночь в тамошних хижинах, а уже потом утром возвращаться в Найроби. Когда она в свете вечернего солнца сидела на траве, пила местное пиво с остальной группой, чувство было такое, словно ей совершенно не хочется уходить с этой горы, расставаться с этой минутой. Ну и, когда под конец ночи он шепнул номер своей хижины ей, Фрэнсис, она была потрясена, зато Линда дала ей команду «вперед!» — и она пошла, и провела ночь такой великолепной изматывающей животной страсти с этим черным божеством во плоти, что подумала, если ей никогда больше не случится еще раз испытать страсть, то, по крайней мере, эта у нее была.

Мужчина, стоявший передо мной, это Бен из только что завершившегося года, тот, каким я его впервые встретила, а не нынешний сломленный Бен. Я настолько смущена всеми событиями этого нескончаемого дня, оттого, что меня только что за Кэролайн приняли, что никак не могу уразуметь, что он тут делает, перенесенный в пространстве и во времени. Похоже, я напрочь утратила всякое представление о реальности, просто стою и глазею на него, а он на меня, на мои выразительные глаза и яркие губы. Бьющий меня электроток так же яростен, как и тогда, в миг, когда я влюбилась в своего мужа, прямо перед тем злосчастным прыжком с парашютом, когда он затянул на мне лямки и фейерверком взметнул огонь по моим бедрам. Пытаюсь прийти в себя, отвожу пристальный взгляд, смотрю себе под ноги, на свои серебряные каблуки, которые непременно унесут меня прочь от этого свихнувшегося дня. Ощущение такое, словно драть мне надо отсюда, незачем мне натыкаться еще на кого–то, кто мог бы знать меня или мою сестру, кто обитает в моем мрачном внутреннем мире. Делаю шаг вперед, ноги заплетаются на каблуках, он подхватывает меня за руку и говорит: