402 метра - Константин Костин

— Саша, что с тобой? — забеспокоилась Таня.

Задыхаясь от смеха, я сел на принесенный чемодан. Спрятав лицо в ладонях, я смеялся, смеялся и опять смеялся.

— Ты головой ударился?

Все еще не в состоянии взять себя в руки, я сполз на пол и открыл кейс.

— Вот ведь… — выдохнула она.

— Да, родная, — весело хрюкнул я, вытирая выступившие слезы. — Ты, кстати, сама где была?

— В больнице, — ответила супруга, не сводя глаз с денег.

— С тобой что-то не в порядке?

— Да нет, все в порядке.

— А зачем тогда?

— Саша, — Таня, забыв про кейс, встала на колени рядом со мной и повисла на шее. — Саша, я беременна!

— Это же чудесно, — улыбнулся я.

— Ты же понимаешь, что теперь тебе придется чаще бывать дома?

— Конечно.

— Не проводить целые дни на работе в клубе.

— Как два пальца.

— И бросить гонки?

— Обещаю.

С последним я, может быть, погорячился, но какого черта? У меня куча денег, я женат на женщине, которую люблю, а она любит меня. К тому же, я скоро стану отцом. В один прыжок я перепрыгнул с черной полосы на белую. Остается лишь идти по ней так же не поперек, а вдоль.

Я — хозяин своего слова, кто сомневался? Хозяин в самом большом смысле: захотел — дал, захотел — обратно взял. Живут же люди, нарушая свои обещания по десять раз на дню, чем я хуже?

Жаркое июльское солнце заливало взлетную полосу аэродрома штурманского училища. От бетонки поднималась рябь раскаленного воздуха. На сегодня полетов не будет — это точно. К узкоглазому японскому супербайку подкатила красно-желтая "десятка" с языками пламени по обоим бортам. Я, остановив крошку перед мотоциклом, вылез из машины.

— Привет, Сашка, — спрыгнул с R1 Федоров.

— Привет, привет, — протянул я, тряся его руку. — Ну, Евген, без поддавков?

— На этот раз — конечно.

Тюнинг-кар и спортбайк заняли места на старте. Лена, одетая по случаю такой жары только в крошечный купальник, осторожно ступая босыми ступнями по раскаленному бетону, вышла на полосу и встала перед дуэлянтами.

Вот оно. Матч-реванш. Бой за звание абсолютного чемпиона города Челябинска по дрэг-расингу. Я — номер один, я — чемпион. И мне глубоко параллельно, кто стоит в твине со мной — порву любого.

Ключ на старт.

Неважно, что у тебя под капотом — V8, рядная шестерка, или, даже четверка. Не играет роли размер твоих сликов. Не имеет значения, сколько коней между твоими ресиверами. Вес карбона на твоем болиде тем более никого не волнует. Важно, что ты — расер, ночной гонщик. Играет роль лишь одно — прямая в четыреста два метра. Имеют значение лишь те секунды, что пронеслись с момента, когда ты встал на черту до того мига, когда ты утопил в пол педаль тормоза и рванул на себя рычаг ручника. Тебя волнует только это — больше ничего. Ты — расер, властелин ночных улиц.

Я боялся высоты. Смешно, наверное, что человек, с легкостью разменивавший третью сотню на спидометре, без малейшего намека на испуг смотревший в черный провал пистолетного дула, безо всякого страха летавший по Российским дорогам на Российских же автомобилях, боялся высоты. Нет, этих десяти тысяч метров я боялся не как расстояния, которое человек без соответствующего технического оснащения способен преодолеть с постоянным ускорением g с небольшой поправкой на аэродинамические характеристики, вовсе нет. Да что такое вообще это g, если подумать? Это, грубо говоря, сотня за три секунды. Даже на автомобиле я ни раз испытывал на себе нагрузку в полтора g и более. Не говоря о том, что десять тысяч метров для расера — плюнуть и растереть. Я боялся не высоты и не падения с этой высоты, я боялся последствий того самого падения, совершено мною не контролируемого.

Так что, сидя в кресле ТУ-154, выполняющего рейс "Москва-Челябинск", я опустил задвижку окна до упора и старался без лишней необходимости не выглядывать наружу — туда, где под напором ветра раскачивалось огромное серебристое крыло самолета. Мне приходилось видеть, как более надежные конструкции разваливались при гораздо меньших нагрузках, и это ничуть не улучшало моего самочувствия. ТУ-154 по сравнению с Боинг-747, на котором я прилетел в Москву из Лондона — ржавое корыто. Их характеристики отличаются почти так же, как Tampax от Alldays с крылышками. Не знаю, почему до сих пор нет прямого рейса из Манчестера до Челябинска? Хотя, чего греха таить, я завидовал пилотам этого крылатого тазика. Скорость в девятьсот километров в час автомобилю не развить никогда.

— Дамы и господа, — раздался из динамика голос командира корабля. — Самолет ТУ-154 компании "Сибирь", рейса 648 совершил посадку в аэропорту города Челябинска. Температура за бортом — двадцать два градуса, атмосферное давление — семьсот сорок пять миллиметров ртутного столба. Убедительная просьба: оставаться на метах до полной остановки самолета. Удачного дня.

Нет, всегда так. Задремав, я упустил самое увлекательное. Очень хотелось посмотреть на родной край, край озер, с высоты птичьего полета. "Урал — моей державы край суровый…". Кто, скажите мне, кто сказал эту глупость? Классику, несомненно, довелось побывать здесь один раз в жизни — в феврале, когда и в Крыму погода сахаром не пахнет. Что на Урале сурового, кроме двух-трех десятков группировок, закончивших свое существование в конце девяностых? Я ничуть не спорю, резкие скачки температуры способны доконать кого угодно. Кого угодно из тех, кто не был здесь рожден. Вот и слушай после этого классиков.

ТУ-154 скользил по мокрому бетону взлетно-посадочной полосы. Семь лет назад я отмотал немало километров на этой бетонке. Если задуматься, как давно это было! А кажется — только вчера.

Я не стал дожидаться полной остановки самолета. Ждать — вообще не в моих правилах. Щелкнув пряжкой ремня, я встал с места.

— Пожалуйста, оставайтесь на местах до полной остановки самолета, — дружелюбно улыбнулась стюардесса.

И я улыбнулся. Хотя и менее дружелюбно. Поняв, что спорить со мной бесполезно, девушка посторонилась, пропуская невоспитанного мужлана. Скользнув взглядом по ее плотно сжатым форменной рубашкой с расстегнутой верхней пуговицей грудям, я зашагал к выходу. Трехчасовой перелет из Лондона, два часа таможни, еще час ожидания и еще два часа перелета доконают кого угодно. В общей сложности за последние восемь часов я поменял пять часовых поясов, и чувствовал себя выжатым, словно лимон. Нет, не зеленый, который хранится в сейфе, банке или еще где, другой — желтый и кислый. Был бы я зеленым лимоном — лежал бы себе, да проблем не знал.

Допотопный Икарус довез меня и остальных пассажиров от трапа до здания аэропорта, отдав на растерзание мозгоклюям. На каждого путешественника приходилось по два-три таксера, наперебой предлагающих свои услуги. Разумеется, лохмачи и меня не оставили без внимания.