Бездна между нами - Тахира Мафи

Я опустилась на подушку. Залила ее слезами. Плакала, пока не уснула.

Наступили каникулы. Целых две недели я топила горе в музыке и литературе. Сидела над книгами далеко за полночь. Выматывала себя тренировками. Рисовала что-то тусклое, невнятное. Вела записи в дневнике. Шила. Старалась, чтобы руки все время были заняты.

Оушен продолжал звонить.

Писал, снова и снова.

Я тебя люблю

Я тебя люблю

Я тебя люблю

Я тебя люблю

Что-то во мне умерло. Какая-то часть. Но после бесшумного взрыва, который произошел в моем сердце, настала тишина. Привычная и даже приятная. В своей комнате, наедине с книгами и мыслями, я вновь обрела прежнюю себя.

По утрам я пила кофе с папой. По вечерам с мамой смотрела по видео ее любимый сериал «Маленький домик в прериях» – диски, целый набор, мама откопала в магазине сети «Костко».

Днем я была с Навидом.

В тот первый вечер Навид пришел ко мне в спальню – услышал, что я рыдаю. Сел на кровать, отвернул одеяло, откинул волосы с моего лица, поцеловал меня в лоб и выдал:

– Чертов городишко, чтоб ему пропасть.

Больше мы об этом не говорили. Навид, правда, пытался осторожно расспрашивать, но я отмалчивалась – слов не находила. Чувства были в растрепанном состоянии, я могла или плакать, или ругаться.

Чтобы не допускать ни первого, ни второго, мы занимались брейк-дансом.

Во время каникул школьная танцевальная студия была закрыта, тренироваться на старых картонках нас уже достало, да и холод не позволял. Поэтому мы с Навидом поехали в магазин «Все для ремонта» и купили рулон линолеума. В машину он еле поместился. Зато его было удобно расстилать в безлюдных аллеях и на полупустых автостоянках. Иногда родители Джакоби пускали нас в гараж. Нам всюду нравилось. Стоило зазвучать ритмичной музыке из старого проигрывателя – мы забывали о месте. Оставались только мы и брейк-данс.

Я, хотите верьте, хотите нет, освоила крабик. Навид стал учить меня выполнять гелик – более сложный элемент на основе крабика. С каждым днем получалось все лучше, и восторгу Навида не было пределов. Разумеется, он восторгался прежде всего собственным преподавательским талантом.

В уме он по-прежнему держал школьный конкурс. Мне было плевать на это мероприятие, как, впрочем, и на все, связанное со школой. Но брат жил этой идеей – и я помалкивала. Выслушивала соображения о постановке нашего номера, о композициях, которые хорошо бы замиксовать, об акцентах на элементы и на аккорды. Старалась ради брата. Кажется, ни одна школа не была мне так отвратительна, так ненавистна, как эта, и уж точно я не собиралась здесь никого впечатлять. Но Навид столько терпения, столько сил в меня вложил – не могла я его подвести.

Вдобавок мы пятеро достигли изрядного прогресса.

Первая неделя второго семестра тянулась бесконечно.

Черная дыра у меня в груди поглотила чуть ли не все мои эмоции. По большей части я вообще ничего не чувствовала.

Перед сном перечитывала сообщения от Оушена. Хотела, жаждала ответить – и бездействовала. Сама себя за это ненавидела. Знала: если отвечу, если напишу «я тоже тебя люблю», второй раз уйти сил не хватит. Пыталась ведь я границу чертить – да только все время на песке, в полосе прибоя; вот почему океанская вода мигом ее смывала.

Я думала о многочисленных «если бы».

Если бы я прогнала Оушена, когда он увязался за мной после инцидента на глобальных перспективах. Если бы не стала писать ему в тот вечер. Если бы не согласилась вместе перекусить на большой перемене. Если бы не села для разговора к нему в машину. Тогда бы он меня не поцеловал, и я бы не познала, каков его поцелуй и каков он сам, и ничего бы не случилось… Эпизоды, прибившие меня к Оушену, цеплялись друг за друга, как шестеренки одного механизма. Хотелось повернуть вспять чертово колесо времени, уничтожить каждую мелочь, ибо в совокупности мелочи оказались фатальны. Ибо их сочетание, стечение всех обстоятельств разбило нам с Оушеном сердца.

Через две недели Оушен перестал писать.

Боль стала пульсирующей – хоть песню в стиле бит сочиняй. Под ритм боли я жила. Научилась отключать звук в дневное время, зато по ночам он с удвоенной силой прорывался сквозь черную дыру в моей груди.

Юсуф подружился с Навидом, причем я это заметила, только когда Юсуф стал ходить на наши тренировки. Заразился брейк-дансом от моего брата, сам захотел заниматься.

Впервые Юсуф появился, когда мы тренировались на малообитаемой парковке. Навид учил меня делать хедспин. Я стояла на голове. Юсуфа увидела будто через объектив старинного фотоаппарата. В эту секунду Навид сказал: «Привет, Юсуф» – и отпустил мои ноги. Я упала, отбила копчик.

– Какого черта, Навид?!

Я стащила шлем, перевязала шарф, попыталась принять пристойное положение.

Навид пожал плечами.

– Мало я тебя учил равновесие держать?

– Привет, Ширин.

Юсуф мне улыбнулся, просиял глазами и всем своим смазливым лицом. Улыбка ему шла – лучше некуда.

– Вот не знал, что ты тоже брейком занимаешься.

– Как видишь.

Я теребила край свитера, пыталась улыбнуться. Потом бросила попытки и просто помахала рукой.

– Вливайся, Юсуф.

Остаток недели мы провели очень славно. Все вместе. Вшестером. Карлос, Биджан и Джакоби давно мне стали как братья, так что никакого напряга не ощущалось. Об Оушене и вообще обо всем случившемся ребята со мной не заговаривали. Зачем? Они и так все знали. Тактично избегая больной темы, они проявляли куда больше заботы, чем если бы взялись мусолить мои страдания и обиды. Что касается Юсуфа, он меня развлекал. Держался легко и просто.

Как друг.

Кому-кому, а Юсуфу ничего не требовалось объяснять. Он не стеснялся девчонок в хиджабах и не шарахался от них. Мои мысли были ему понятны. Мои чувства – тоже. Ни моим поступкам, ни решениям Юсуф не удивлялся. Не нуждался в пошаговой инструкции, как со мной обращаться.

Не задавал дурацких вопросов, типа: «Ты что, и моешься с этой тряпкой на голове?» Помню, в прошлом году, в прежней школе, на математике незнакомый парень таращился на меня минут пятнадцать, не меньше. Я не выдержала, развернулась, готовая послать его к черту, и тут он выпалил:

– Слушай, а вот, допустим, такая ситуация: ты занимаешься сексом, а эта штука возьми да и свались? Что ты станешь делать, а?

От Юсуфа можно было не опасаться услышать подобный вопрос.

И мне это нравилось.

Потом Юсуф зачастил к нам домой. Приезжал сразу после тренировки, ужинал у нас, играл с Навидом в компьютерные игры, проявлял нездешнее почтение к папе и маме. В общем, всем своим видом показывал: вот кто идеальный парень для Ширин. Причем делал это осознанно, даром что ни о чем таком никогда не заговаривал. Только задерживал на мне взгляд дольше да улыбался мне чуть чаще, чем все остальные. Выжидал, что я сделаю шажок навстречу.