Когда мы покинули Кубу - Шанель Клитон

Последние слова звучат как сдавленное рыдание. Слыша панику в голосе Изабеллы, я ощущаю болезненную жалость. От нас всегда ожидали удачного замужества, и теперь, когда положение нашей семьи пошатнулось, достижение этой цели требует серьезных усилий.

– Я не знала, что Томас так интересуется моей личной жизнью, – говорю я осторожно.

Эдуардо меня предупреждал. И Изабелла тоже.

– Лиана Рейнолдс видела, как вы обнимались на пляже под пальмой.

– Мы не обнимались.

– Но ты его любовница. Все то, что о вас двоих говорят, правда, ведь так? Тот бриллиантовый браслет от него. А еще он купил дом на берегу, чтобы вы могли… встречаться и заниматься сексом!

Не будь ситуация так печальна, я бы рассмеялась оттого, с каким возмущением моя сестра произнесла слово «секс». Но сейчас мне не до смеха. Тем более что на пороге гостиной стоит мама.

– Изабелла, оставь нас, – говорит она ледяным тоном, пронзая меня взглядом.

Когда отец выходит из себя, случается нечто вроде взрыва. Когда из себя выходит мать, наступает ледниковый период. Изабелла бледнеет, поняв, что нарушила главное сестринское правило: никогда не трясти грязным бельем перед родителями.

– Беатрис, – шепчет она, и в ее умоляющем взгляде я читаю: «Извини».

Я не отвечаю.

Что сделано, того уже не переделаешь.

Изабелла уходит, и мы с матерью остаемся в комнате вдвоем, в положении боксеров на ринге. Мы похожи почти как две капли воды и одеваемся в одном стиле. Возраст – единственное явное различие между нами, да и то не очень резкое. Для своих лет мама выглядит прекрасно: даже время как будто бы подчиняется ее воле.

– Больше ты его не увидишь.

Я молчу.

– Как ты могла так поступить, Беатрис? С сестрами, с отцом, со мной? После всего, что мы пережили! После всего, что ты заставила нас пережить! Я всегда считала тебя безрассудной, но не глупой! Он помолвлен. Его невеста происходит из богатой влиятельной семьи. Как и он сам. Он сенатор. Не знаю, чего ты ждала… В итоге ты только все разрушила.

– Ты хочешь сказать, я разрушила себя?

Спорить с моей матерью – удовольствие ниже среднего. Я никогда не чувствую себя победительницей, сколько бы очков ни заработала. Мы, наверное, уживались бы гораздо проще, если бы наши темпераменты не были такими разными. Или, наоборот, такими похожими. Не знаю.

– Чего ты от меня хочешь? Чтобы я вышла замуж? Имела большой дом? Родила ребенка? Я должна стать, как Элиза? Или как Изабелла? Объясни, какой ты хочешь меня видеть.

– Я хочу, чтобы ты добилась успеха. Чтобы вышла замуж удачнее, чем твои сестры. Чтобы делала то, чего от тебя ждут.

– А если я не хочу выходить замуж ради положения в обществе? Если хочу быть счастливой? Что тогда? Что, если я хочу сама зарабатывать себе на жизнь, а не зависеть от мужчины?

– Счастье! – Мама фыркает, хоть это и не подобает леди. – Какой тебе от него будет прок, Беатрис? Думаешь, оно даст тебе красивые платья и драгоценности, которые ты носила всю жизнь? Или роскошный особняк? Или оно защитит твою семью, когда в ваш дом постучат те, кто привык входить без спроса? Не говори мне о твоем счастье!

«Упрямая, своенравная, безрассудная» – все это я уже слышала, и все это правда. Но я действительно не могу принять того, что говорит моя мать, не могу удовольствоваться тем местом в жизни, которое она мне прочит.

– Разве счастья самого по себе не достаточно?

Почему мы никогда друг друга не понимали? Почему ты не хочешь принять меня такой, какая я есть, зачем пытаешься что-то из меня сделать?

– Ты всегда была эгоисткой, – бросает мне мать, и ее глаза темнеют. У меня возникает такое ощущение, будто меня хлестнули по коже. Господи, помоги. Я за милю чую, что сейчас начнется. – Отец не должен был тебе потакать.

Для родителей, как принято считать, все их дети равны. Но они тоже люди, и никакие человеческие слабости им не чужды. Любимицей отца всегда была я: молчаливое взаимопонимание, существовавшее между нами, позволяло мне испытывать границы его терпения так, как не дозволялось больше никому. У мамы тоже был любимый ребенок.

В атмосфере нашей семьи уже давно ощущается приближающаяся гроза. В наэлектризованном воздухе мы танцуем вокруг того, о чем нам слишком тяжело говорить…

– Алехандро мог бы быть жив… – я догадываюсь, какими будут следующие слова, но не могу защитить себя от этого удара и от боли, которую он мне причинит, – если бы не ты, – договаривает мама.

Есть нечто особенное в отношениях между сыновьями и матерями. Особенно кубинскими.

– Это ты набила ему голову всякими идеями!

– Идеи у него были свои, – защищаюсь я.

Он ими гордился, он не боялся умереть за свои мечты и убеждения. Я их разделяла и не отрицаю своей ответственности, но это несправедливо – забывать о том, что мой брат мыслил самостоятельно и имел собственные желания.

– Ты его подтолкнула, ты никогда не оставляла его в покое. С самого детства он из-за тебя постоянно во что-нибудь ввязывался, и вот чем все это закончилось.

– Я его не убивала.

Я понимаю ее горе, отчасти понимаю даже злобу: разве я сама не испытывала подобного чувства, когда смотрела на Фиделя? Я не могу понять одного: почему этот горящий злобный взгляд моя мать направляет на меня.

– Все сложилось бы по-другому, если бы ты не надоумила его пойти против собственной семьи. Это ты свела его с ума. Он тебя послушал, он за тобой пошел. Все это твои идеи. А сам он был хорошим мальчиком.

Мне почти жаль маму. Она не из тех, кто понимает людей, которые мыслят и чувствуют иначе, не из тех, кто легко приспосабливается к переменам. Живя в мире вечеринок и магазинов, она, конечно, не могла принять то, во что превратилась Куба. До обычных кубинцев ей дела нет, она защищает лишь свой частный мирок.

– Мы отправляем тебя в Европу. Поживешь у моей кузины в Испании.

– Что, прости?

– С твоим отцом я уже договорилась. В преддверии свадьбы Изабеллы твое присутствие здесь нежелательно. Я не позволю тебе перечеркнуть будущее сестры. Это событие слишком важно для нее. И для всех нас.

– Я не собираюсь перечеркивать будущее Изабеллы.

– Ты уже почти сделала это. Если Томас расторгнет помолвку, у нее больше не будет шансов. Она останется одна.

– Как я? Мы не твои двойники. Может, мы не стремимся выйти замуж за богатых мужчин, потому что, в отличие от тебя, способны прожить и сами?

Рука матери молниеносно вытягивается вперед, раздается громкий хлопок, и на моей щеке остается горящий след от ее ладони.

– По-твоему, ты можешь делать что угодно, быть кем угодно и пренебрегать своей семьей без каких бы то ни было последствий? Мои родители захотели, чтобы я вышла замуж за твоего отца, и я вышла. Я это сделала, потому что дорожила репутацией моей семьи и уважала желания старших, а ты постоянно идешь нам наперекор. Все, хватит. Ты едешь к моей кузине в Мадрид.