Агасфер. Чужое лицо - Вячеслав Каликинский

Тем не менее через день-два после получения шифровки, воспользовавшись отсутствием Настеньки, Агасфер счел уместным дать понять Даттану, что в дурачка он играть не желает. Тот, по обыкновению подняв брови домиком, догадке приятеля ничуть не удивился:

– Да, я иногда помогаю своим японским друзьям, мой милый барон! Это что-то вроде игры, добавляющей в кровь адреналинчика. А кто бы не играл, живя здесь, в двух шагах от этой страны? Что же касается вас, то, клянусь, визит в слободку ничем вам не угрожал – я получил на сей счет самые исчерпывающие гарантии. И потом, – Даттан лукаво прищурился, – и потом, разве вы, господин Берг, не играете с нашими желтенькими друзьями в те же самые игры? И разве не вы подтвердили в свое время свою верность им даже в письменном виде?

Выпустив, по обыкновению, несколько колечек дыма, коммерсант резюмировал:

– С волками жить – по-волчьи выть, барон! К тому жемне кажется, ваша игра с ними будет посерьезнее моей! Так что не стоило, полагаю, тратить уйму денег на депеши и занимать массу телеграфного времени. Спросили бы меня прямо – и получили бы прямой ответ!

Агасфер промолчал, мысленно признав правоту немца-коммерсанта, разнюхавшего и про депеши в Петербург.

Тем временем наступило время расставаться. С «Ярославля», стоящего на рейде в 10–12 кабельтовых[55] от причала, долетело два длинных хриплых гудка. Первыми прощаться к новому другу полезли сахалинцы, наперебой давая советы и категорически предупреждая против излишнего гуманничанья с каторгой.

– Наверняка встретите на Сахалине нашу местную знаменитость, Соньку Золотую Ручку, – вспомнил кто-то.

– А разве она не уехала после окончания срока ссыльнопоселенства? – сделал вид, что удивился сему обстоятельству Агасфер.

– Кончился срок, кончился! И уезжала она вроде с острова, мы даже перекрестились все! – наперебой затараторили островитяне. – Кстати, уезжала-то она сюда, в Приморскую область!

– Имела жительство в Имане[56], по распоряжению генерал-губернатора, – вставил Даттан. – Да вот что-то не понравилось мадам у нас, съехала обратно на Сахалин, к счастью!

Агасфер в изумлении покачал головой, хотя в засургученном пакете от Черепанова, насколько он знал, содержались аналогичные сведения и даже объяснения столь неожиданного решения международной аферистки.

– Господа отъезжающие пассажиры, прошу на борт! – крикнул рулевой с баркаса. – Наш капитан не любить ждать! И так восемь суток простояли-с!

Агасфер обнял Настеньку, что-то прошептал ей на ухо, отчего супруга зарделась, и начал обход круга обступивших его людей.

Третьим и четвертым в очереди стояли Семенов и его компаньон, шотландец Демби. Хлопнув Агасфера по плечу вместо рукопожатия, Семенов шепнул, но так, что услышали все находящиеся рядом:

– Сорок четыре рубчика, компаньон! Именно столько телеграфисты содрали с меня за депешу в Норвегию. Подтверждение направлю письмом при первой же оказии. И своих людишек в Петербурге подключу, чтобы шевелили норвежцев. В конце концов, сведения о моей «рыбалке»[57] есть в столичном департаменте. Так что не извольте беспокоиться, компаньон!

– О да, все будет о’кей, как говорят наши партнеры за океаном, – подтвердил Демби, пожимая Агасферу руку.

Попрощавшись со всеми и отказавшись от протянутой руки желающего помочь «инвалиду» матроса, Агасфер легко запрыгнул в баркас. Чуть раньше него там же оказался японец, спутник высокого коммерсанта из Нагасаки. Рулевой оттолкнулся от каменных блоков причала, и четверка матросов дружно заработала веслами. Предпоследний этап путешествия Агасфера начался.

– Сели бы на банку[58], ваш-бродь! – негромко посоветовал Агасферу стоявший рядом с ним матрос, косясь на его протез. – Не дай бог, волна плеснет…

Агасфер благодарно кивнул, но садиться не стал, вглядываясь в женскую фигурку, неподвижно стоящую чуть в стороне от толпы, машущей ему шляпами и платками. Доведется ли ему еще когда-нибудь увидеть Настеньку и маленького человечка, которого она носит, пока невидимого, под сердцем?

И еще он думал о своей многогранной миссии, в которую превратилось простое вроде поначалу стремление Лаврова спрятать его подальше. «Прятки-то превращаются в серьезную многоплановую игру», – подумал Агасфер и все же присел на банку, когда сердитая волна, невесть откуда взявшаяся в заливе, едва не сбросила его в воду.

⁂

И вот уже у борта баркаса вырос светло-серый борт «Ярославля». Пассажирский трап был спущен на цепях до самой воды, на его нижних ступенях стоял офицер в «парадке» – пассажирский помощник капитана Волович. За ним, ступенькой выше, замер вахтенный матрос с белой повязкой на рукаве форменки. Хочешь не хочешь, а надо подавать руку.

– Господин Берг? Добро пожаловать на борт «Ярославля»! Пассажирский помощник капитана Волович Владимир Евгеньевич. А этот господин… он с вами?

– Здравствуйте. Это мой помощник и камердинер, господин Ямада. Надеюсь, не будет возражений, если он поселится в моей каюте?

– Нисколько, господин барон! Вы ведь оплачиваете всю пятиместную каюту! Могли бы захватить с собой еще трех помощников! – улыбнулся Волович, поднимаясь по трапу на одну ступеньку впереди пассажира. – Ваш багаж уже на борту, отход «Ярославля» планируется через четверть часа. От имени Общества Добровольного флота прошу прощения за неудобства, связанные с рейдовой стоянкой судна. Ну, вы должны понимать: корабль-то не совсем обычный!

Волович потопал ногой по палубе – то ли воду стряхнул, то ли акцентировал внимание пассажира на том, кто следует на Сахалин против своей воли на нижней палубе.

– Прошу налево, господин барон! Ага, вот сюда… Так вот, корабль у нас необычный, как вы знаете. Никаких развлечений для пассажиров не предусмотрено – ни музыкальных вечеров, ни танцев, ни балов-маскарадов. Увы, вместо всего этого – песни пяти сотен арестантов на нижней палубе!

Не дождавшись удивленных или испуганных возгласов, Волович вспомнил-таки, с кем имеет дело:

– Ах да, прошу прощения, господин барон! Это же ваша тюремная «епархия»! Вам-то не привыкать-с! Вот ваша каюта. Прошу! Пассажиры 1-го класса пользуются у нас привилегией столоваться за одним столом с капитаном. Я вас представлю чуть позже – Епифанцев Федор Прокопьевич. Обед – в четыре пополудни по судовому времени, ужин – в девять часов вечера, завтрак – в девять тридцать утра. Буфет – круглосуточно.