Зови меня Шинигами - Виктория Эл

Кира – бедная овечка. Она не виновата. Это всё дурная наследственность. Это всё папина легкомысленность и наивная надежда на то, что ребёнку не передастся его дар.

– Нет, Кирюша, нет. Видимо, тебе досталось нечто большее. И я не могу понять, почему. Очень сильное. Но ты пока не способна с ним справиться.

– И что же теперь? Что мне делать? Пап! Так и ждать? Пока я кого-нибудь серьёзно не покалечу. Я хочу владеть собой. Хочу-у! Как все нормальные люди. А если я ненормальная, если я не в силах справиться сама, тогда правда лучше в больницу.

– Хватит, хватит про больницу. Она не поможет. И лекарства не помогут. Но я знаю, к кому обратиться. Я, кажется, знаю.

И папа рассказал Кире про Сумеречный храм, про его настоятеля, отвечающего за равновесие в скрытом мире. Уж он-то наверняка должен знать, как подчинить себе любую необычную силу, избавиться от её нежелательных проявлений. Разве это тоже не равновесие?

– Я слышал про этот храм. Только не знаю, где он находится. Но мы его найдём. Обязательно найдём. Вместе, Кирюша. Я всё сделаю, чтобы тебе помочь. Я никогда не брошу тебя. Потому что… – Папа умолк, но Кира прекрасно представляла, что он хотел сказать.

Оттого он и замолчал, знал, что Кира не станет в очередной раз выслушивать. Ну не считает она его ни в чём виноватым. Не считает.

Да, не очень приятная способность, определять таинственных тварей. Но ведь они не попадаются на каждом шагу, встречаются крайне редко. Двуликие, колдуны. Они ещё появляются открыто среди обычных людей. А остальные-то прячутся. Недаром их называют скрытыми.

Видеть то, что другие не видят. Не одна Кира обладает подобным даром. Только у прочих он проявляется в других областях. И ничего страшного в нём нет. А если бояться передать его по наследству, тогда как? Совсем не иметь детей? Но если бы папа не захотел иметь детей, тогда бы и Киры не было.

А может, и к лучшему, если бы её не было?

Кира не раз уже перебирала в мыслях: таблетки, нож, окно. Останавливало лишь ясное понимание: если уйдёт, то уйдёт не одна. Утянет за собой отца с его непроходящим чувством вины. А возможно, и маму тоже. Хотя та крепится, держит себя в руках, понимает: если и она даст слабину, от семьи не останется ничего. И не обязательно родители сделают это сами.

Папа и так сильно изменился за последние годы. Стал менее улыбчивым и активным. Не слушал, а прислушивался, не смотрел, а внимательно следил, подстерегал момент. Черты лица заострились, и волосы быстро поседели. Глядя на него, Кира испытывала то же чувство – вину. Неискупаемую. Потому что не могла ничего поделать с собой. И всё бы отдала, чтобы наконец научиться этому.

Услышав о храме, она успокоилась. В одном. В том, что её проблема перестала оставаться неразрешимой. Взволновало другое. Теперь не терпелось скорее пуститься в путь. Даже сомнений не возникло, когда вдвоём, с папой. Но не получилось вдвоём.

Через день «неотложка» увезла папу в больницу с сердечным приступом.

Это из-за Киры. Это, конечно же, из-за Киры. Тут даже без вариантов. И она просто не знала, куда ей деться от мыслей. Металась по квартире и даже в больнице не могла сидеть спокойно. Потому что невозможно, невозможно видеть папу в кислородной маске, под капельницей, неподвижного и обессиленного, и понимать: в таком его состоянии виновата только ты одна.

– Пап, я всё сделаю сама. Я смогу. Я тебе обещаю. Я что угодно найду, и ничего со мной не случится. А ты поправляйся. Ты, главное, поправляйся. Я буду звонить. Хочешь, могу даже письма писать. Ну правда. Я, честно, смогу. Всё будет хорошо. И со мной, и с тобой. И ты мне тоже пообещай, что с тобой непременно будет хорошо. Что ты поправишься. А я пойду. Ладно? Я пойду.

Меньше всего хотелось мучиться вопросом: «Что ей теперь делать?» Отдаться на милость судьбе, тихонечко и незаметненько прозябать в каком-нибудь скрытном месте, полагаясь на то, что провидица не обманула. Обещала же, что Кира непременно попадёт в Сумеречный храм в должное время и там ей помогут. Остаётся надеяться – гадалка имела в виду не последнее отпущение грехов и отпевание.

А раз всё предрешено, значит, и стараться особо не надо. И без Кириных усилий исполнится. Главное, без потерь дожить до заветного момента. Пусть даже с небольшими потерями. Она согласна.

Кира вздохнула украдкой. Неожиданная мысль обожгла и заставила сердце взволнованно заметаться. А вдруг можно вернуться домой? Если судьба Киру всё равно сама отыщет, ведь не важно, где она будет находиться. Предопределено же. Но это если только провидица не соврала, не подшутила над наивной Кирой.

Она действительно наивная. Всем верит. Уж сколько раз обжигалась! Сколько раз её подставляли! Жестоко подставляли. Но Кира, как глупый ребёнок, опять ведётся на чужую удочку.

Понятно же, никто посторонний не станет добровольно и безвозмездно заботиться о ней. Тем более себе во вред. Она нужна кому-то только в том случае, если этот кто-то сможет использовать её в своих целях, приспособить к делу с выгодой для себя.

Ведь сразу же было честно оговорено: ты – мне, я – тебе. А что по сути означало это «ты – мне» – не конкретизировано. Оценивая, Кира из своих моральных представлений исходила. Не подумала, что у других они тоже будут другими. Или их совсем не будет.

Сам не человек, но и остальных за людей не считает. Кто для него Кира? Всего лишь наживка. Червячок на крючке, с помощью которого он вылавливает нужную ему рыбку.

Тварь – он почище настоящих. У тех хотя бы мотивы ясные. Открытые, словно на ладони. Встретил человека – сожрал. Ну или выкачал жизненную энергию. Так уж устроены, против природы не попрёшь. Да ведь и понятно сразу, чего от них ожидать. А от этого?

Кира точно ждала другого. Дура потому что. Купилась на то, как он её доблестно спасал. Разговорчивый стал, искренний, даже вроде человечный.

Вот именно. Напрасно он там что-то вякал про «отчасти». Стопроцентный человек. Только люди способны на подлость, на подставу, на предательство. Больше ни одно живое существо. Даже скрытое.

Хватит вспоминать и мусолить обиды. Тоже совсем по-людски, без конца тыкать себя в самое больное место, отколупывать корочки с ран, чтобы опять начали кровоточить. Всё! Пластырь крест-накрест – и полная уверенность, что к завтрашнему дню заживёт. Ну а разум задвинет неприятные воспоминания в самый дальний, самый тёмный угол, закопает под прочей рухлядью. И без них хватает забот.

Кира, наверное, уже часа два сидела в зале ожидания на железнодорожном вокзале, но точно решила для себя лишь одно: поскорее уматывать надо из этого города. Только куда?

Не глядя ткнуть пальцем в расписание поездов? Спросить у первого встречного о пункте назначения и поехать в том же направлении?