Подпольная империя - Дмитрий Ромов

class="p1">Мне не слышно, что они ему говорят, но я вижу, как они показывают ему удостоверения. И ещё вижу, как глаза его становятся удивлёнными и тревожными. На меня он больше не смотрит.

Один из двух молодцев делает гостеприимный жест, указывая ладонью на машину, и Куренков, дёрнув головой, соглашается с неизбежностью и покорно идёт вместе с ними к автомобилю.

17. День паники

Они подходят к машине и забираются внутрь. На переднее сиденье садится один из Смитов. За ним, на заднее место определяется Куренков, а второй Смит, захлопывает его дверцу, идёт к машине Романа и садится рядом за руль.

Помню, помню, помню я,

Как меня мать любила.

И не раз, да и не два она мне говорила:

Сбреют волос твой густой аж до самой шеи

Поведёт тебя конвой по матушке Рассеи…

Кстати, давненько не брал я гитару в руки… Мда… И что же это за структура такая могущественная, что аж круче КГБ? Это кто, Мен ин Блек? Или воины матрицы? Кто бы ни были, но с мороженым облом-с вышел, товарищ Роман.

Я бросаю тоскливый взгляд на двери кафе и, развернувшись на сто восемьдесят, двигаю в обратную сторону.

Советую на задний ход врубить телеграф,

Чтоб не было эксцессов между нами…

Какой песенный денёк сегодня. Настоящий “с песней по жизни”. Но песни песнями, а делать-то, собственно, что? Если Рому накрыли по всем фронтам, то ниточки потянутся и ко мне, и к прочим участникам игровых забав. Он слишком много знает, чтоб ему дали спокойно промолчать. Хорошо, что с Платонычем он близко не успел сплестись своими преступными щупальцами…

Значит вскоре они всё разнюхают… Не всё, но многое… Есть, конечно, шанс, что это ложная тревога и это событие не связано с теневой деятельностью Романа Александровича. А с чем тогда? Ну, с чем-нибудь другим. Может, он человека сбил на машине или подрался по пьяной лавочке. Бред, конечно, но вдруг? Ведь моё попадание сюда тоже было не особенно вероятным…

На подобный случай неплохо было бы иметь план отступления — документы, счета, легенду, полностью другую личность. Сел в автобус, уехал в соседнюю область и вот ты уже не Егор Брагин семнадцати лет отроду, а молодой специалист Егор Добров с дипломом и толстой сберкнижкой.

В общем, слишком беспечно были прожиты последние несколько месяцев. Слишком беспечно. Хотя, с другой стороны, времени-то и не было, да и денег свободных тоже.

Я захожу в телефонную будку и звоню Платонычу. Но его, как на зло, не оказывается на месте. Блин, обидно…

Если всё обойдётся, и мы выгребем из этой заварухи, надо будет обязательно заняться прикрытием тылов. Куплю домик в Геленджике или каком-нибудь Армавире, чтобы фрукты, тепло и пропади оно всё пропадом, всё, что мешает жить и наслаждаться процессом.

Я прихожу в горком и привычно включаю режим ждуна в приёмной Новицкой. В свете последних событий расследование Баранова будет весьма кстати и представит меня в выгодном свете. Правда, если дойдёт до выдвижения обвинений, никакой выгодный свет не поможет…

— Войдите… Егор Андреевич, Ирина Викторовна вас ждёт. Проходите, пожалуйста.

Новицкая смотрит с недоумением:

— Я же тебе велела приходить домой! А ты чего?

Надо же, велела она, понимаете ли…

— Соскучился, — отвечаю я, пожимая плечами.

— А не выглядишь. Складывается впечатление, что ты по делу пришёл. Говори, раз так.

Прикусываю губу. Вообще-то я не по делу. Ну… пусть будет по делу…

— Есть у вас отчётность по победителям соцсоревнований в производстве тканей? По стране.

— Это вряд ли, — отвечает она. — За подобными вещами надо обращаться в Госплан или даже скорее в ЦСУ.

— Где-то, наверное, это должно публиковаться?

— Сходи в областную библиотеку. Там все подшивки, бюллетени и прочая туфта. Наверняка найдёшь, что нужно. Зачем, кстати?

— Ну как… Для налаживания новых производственных отношений.

— Тебе комсомольскую работу нужно налаживать, а не производственные отношения. Директор, главный инженер. Начальник отдела снабжения — они пусть и налаживают производственные отношения. А тебе надо в комсомол принимать тех, кто не принят, а их там человек четыреста, наверное. Сколько? Сам-то знаешь?

— Сто семьдесят три человека, — импровизирую я с равнодушным видом.

Она смеётся:

— Тебе в МГИМО надо, будешь международные переговоры проводить с большим успехом.

— Не, пойду в торговый. Купцам умение вести переговоры больше, чем дипломатам необходимо.

Ирина пристально смотрит и, помолчав, заявляет:

— Ты, Егор, какой-то не такой сегодня. Случилось чего?

— У меня? — усмехаюсь я. — У меня всегда что-то случается. А если нет, значит в жизни какой-то непорядок.

— Ну, не хочешь говорить, не надо.

Не хочу, верно подмечено.

— Ладно, Ириш, пойду я.

— Чего приходил-то?

— На тебя посмотреть. Вот, посмотрел, и на сердце полегчало.

Она покачивает головой:

— Вечером-то придёшь?

— Постараюсь…

Выхожу и двигаю на Швейку.

— Егор! — встречает меня Курганова. — Завертелось!

Глаза по полтиннику, блестят, щёки горят, я её, конечно, плохо знаю, но тут и знатоком быть не нужно, чтобы заметить нервное возбуждение.

— Ну, поздравляю, мисс Марпл, комиссар Мегрэ и Шерлок Холмс. И Павлик Морозов заодно. Началась мясорубка.

— Не поняла про Павлика, — хмурится она. — Он же не сыщик.

Не прошла она переоценки ценностей в девяностых и простодушно верует в благородные порывы этого самого Павлика, если такой был на самом деле.

— Ай, — машу я рукой, — забудь. Чего там с проверкой?

— Приехал майор в штатском. ОБХСС, мордатый, злющий. Всех, говорит, проклятых расхитителей социалистической собственности надо к стенке ставить.

— Силён, — киваю я и едва сдерживаю улыбку, потому что только теперь понимаю, что он отдалённо смахивает на Моргунова. — Где он сейчас?

— В столовой…

Ха, вот так удивил Баранов. И то верно, где же ему быть-то…

— Он меня спрашивал?

— Ну, так… задал несколько вопросов, но неглубоко… Сказал, сначала с материалами ознакомится.

— А ещё с кем говорил?

— Да ни с кем. Я даже удивлена немного…

— Ну, пойду сам с ним попробую поговорить, — говорю я. — Пошёл искать мордатого мильтона. Как звать его?

— Майор Баранов, — с готовностью отвечает Настя.

— О, так я с ним и разговаривал, когда звонил. Ладно, пошёл.

— Давай я тебя провожу. Покажу его тебе.

— Не надо, сам разберусь, не будем ажиотаж разжигать.

Захожу