Восемь бусин на тонкой ниточке - Елена Михалкова

Именно Таня как-то раз с интересом спросила Еву: «У тебя кто-то из родителей из Латвии?» И, пока та не успела ответить, добавила: «В твоей внешности чувствуется явный прибалтийский шарм».

В голосе Коломеевой звучало восхищение. Девчонки вокруг зашептались: «Явный прибалтийский шарм, надо же…» И Ева мигом собралась с мыслями. «Моя мама из Литвы, – легко соврала она, глядя в Танины серые глаза. – Папа был там в командировке, увидел ее и влюбился без памяти. Она у меня редкая красавица».

«Я так и подумала, – улыбнулась Коломеева. – Ты, наверное, похожа на нее».

И отошла, а Ева осталась сидеть у костра с высоко поднятой головой, изо всех сил сохраняя на лице невозмутимое выражение. Если уж Коломеева, признанная красавица, сказала ей комплимент… Значит, все ее усилия были не напрасны!

А через неделю случилось второе событие, которое окончательно закрепило успех Евы. В кинозале вечером показывали фильм «Маска». Он произвел фурор среди старшей смены, и администрации пришлось повторять его два вечера подряд. И вот в конце второго вечера, когда никто еще не успел разойтись, та же Коломеева громко сказала:

– Вы заметили, что наша Ева – вылитая актриса из «Маски»? Камерон Диас! И губы такие же, и глаза, и волосы…

Ева остолбенела. Вокруг нее немедленно собралась толпа, желающая проверить слова вожатой.

– А правда, похожа… – удивленно сказал кто-то.

– Ева – внебрачная дочь Камерон Диас!

– Точно, смотрите! Ева, ты танцевать умеешь?

Ева вспомнила актрису. Как?! Она, оказывается, похожа на эту невероятную, недостижимую красоту? Похожа настолько, что все это признают?! Один человек может ошибиться, но не все же!

В сознании Евы случился окончательный перелом. Маска приросла к лицу, как у героя только что просмотренного фильма, и Ева Лучко преобразилась.

Когда наступило время ее отъезда из лагеря, красота Евы была признана безоговорочно. Девушка была уверена, что победила всех вокруг – заставила их поверить, что она привлекательна. Но главное – Ева победила себя.

Правда, в школе никто не заметил ее преображения. За десять лет одноклассники привыкли видеть дурнушку с соломенными волосами. Но Ева уже вовсю читала книжки по психологии и не огорчилась их равнодушию. «Инерционное восприятие действительности», – сказала она себе и подмигнула своему отражению в зеркале: что с них взять, с дураков с инерционным восприятием.

И убежала на свидание с мальчиком, с которым познакомилась в лагере.

Ева так никогда и не узнала, что однажды вожатая Таня Коломеева вызвалась найти пропавшую куда-то Еву Лучко и привести ее на репетицию спектакля. В лагере постоянно работал театральный кружок, а Ева записалась туда с первого дня.

Коломеева подошла к номеру, где жила девочка, постучалась… Ей никто не ответил, она толкнула дверь и вошла.

Дверь в ванную комнату была приоткрыта. Перед зеркалом стояла Лучко, наклонившись к своему отражению, и громко, отчетливо произносила вслух: «Я очень красивая. Меня все любят. У меня привлекательное лицо».

Пауза – и снова: «Я очень красивая. Меня все любят».

А в следующую секунду Ева закрыла глаза и уткнулась лбом в зеркало. Она стояла, упираясь головой, бессильно свесив руки, и по щекам ее текли слезы. Это была поза совершенно отчаявшегося человека.

Коломеева неслышно отступила назад, вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

Сцена, которую она наблюдала, глубоко поразила ее. Таня не сомневалась, что стала свидетельницей сеанса самовнушения. Ей стали понятны и отлучки Евы, и ее старания всем понравиться, которые девушка тщательно маскировала.

«Бедная, бедная, – думала Таня Коломеева. – Надо ей помочь».

Она выждала подходящий момент и упомянула про прибалтийскую внешность. Ева мигом приняла подачу. Таня обрадовалась и во второй раз сыграла еще проще. И снова успешно: все подхватили ее слова о сходстве Евы и известной актрисы.

Таня никому не рассказала о том, что она сделала. Она и не придавала этому большого значения, к тому же никогда не выдавала чужие тайны. Для Евы ее вмешательство так и осталось подарком судьбы.

В институте Ева расцвела. Один роман сменялся другим, однокурсницы ненавидели Лучко, злились на нее и завидовали: ей доставались самые красивые юноши факультета. Никто не догадывался, что Ева выбрала себе роль охотницы. «Чем крупнее добыча, тем интереснее завалить ее», – думала она, посмеиваясь над двусмысленностью фразы. И продолжала брать реванш за школьные годы.

Мать, до которой доходили нехорошие слухи из института, решила поговорить с ней.

– Послушай, Ева, – непререкаемым тоном начала она, – мы не для того тебя растили и дали образование, чтобы ты вела себя как распутная девка. Знаешь, что о тебе говорят?..

Дочь оборвала ее:

– Во-первых, не знаю и знать не хочу. Во-вторых, вы мне ничего не дали. В институт я поступила сама, учусь сама, без вашей помощи. И сама разберусь, как мне вести себя.

И в глазах Евы вдруг сверкнула такая ярость, что мать опешила и свернула разговор.

Вечером она жаловалась мужу:

– Мне кажется, она нас ненавидит!

– Не говори глупостей, – успокаивал супруг. – Ей просто хочется свободы.

Но мать Евы была не так далека от истины, как ей хотелось. Ева никогда не простила родителям равнодушия к ее беде. «Внешность – не главное, – зло передразнивала Ева слова матери. – Для тебя, конечно, не главное! Ведь не тебя же дразнили уродиной восемь лет подряд».

После окончания учебы она устроилась работать в банк на крошечный оклад, стажером. Ее однокурсники побрезговали бы такой должностью. Но Ева знала, что делает.

Она очень быстро установила со всеми хорошие отношения. Улыбалась, спрашивала совета, хваталась за любую работу… Даже редкие недоброжелатели признавали, что Лучко пашет как вол.

В двадцать шесть лет Ева возглавила отдел кредитного обслуживания. В двадцать восемь стала заместителем руководителя филиала.

Ее называли хитрой, умной, наглой, и все это было правдой. Утверждали, что она спит с начальством. Но Еве было уже все равно – она поднялась туда, где камни сплетен не могли ее ранить.

С Марком Освальдом ее познакомили на одной из корпоративных вечеринок. Тогда мысли Евы были заняты романом с дьявольски привлекательным бизнесменом, крупным вкладчиком их банка, и она не обратила внимания на спокойного белокурого гиганта. Только запомнила редкое имя и даже примерила его на себя. «Ева Освальд». Что ж, звучит неплохо…

И тут же забыла о Марке.

А месяц спустя ей предстояло произнести речь на общем собрании служащих банка. Многие годы собрание открывал сам директор. Ева понимала, какая честь ей оказана, и тщательно подготовилась. Две недели она писала-переписывала текст, репетировала свое выступление перед зеркалом, подбирала платье.