Небо без звезд - Джоан Рэнделл

На восточном конце материка, там, где он оканчивался остроконечным мысом, девушка увидела россыпь огоньков. Наверняка это был Монфер, самый крупный на Латерре шахтерский город.

Алуэтт провела пальцем по голограмме, и материк сдвинулся к западу, показав за просторами Затерянных земель другую, много большую россыпь огней. Это была столица Латерры Валлонэ, в которой они с отцом жили.

Вернее, под которой они жили.

Палец Алуэтт заскользил дальше. И снова голограмма укрупнилась, показав на объемной карте заплаты ферм, теплиц и фабрик, а посреди всего этого – Трюмы. Три ряда старинных кораблей-транспортов, составленных вокруг Зыбуна правильным семиугольником. К северо-востоку от Трюмов высился на холме знаменитый Ледом, высокородные обитатели которого давно погрязли в праздности и разврате. Девушка водила пальцами туда и сюда, рассматривая каждую деталь на этом своеобразном макете Латерры. Вот бы побывать в разных точках планеты, увидеть все своими глазами. Потрогать. Понюхать. Послушать, о чем говорят люди в большом мире. Вчерашняя вылазка на поверхность лишь раззадорила ее, разожгла в ней любопытство. Алуэтт узнала, что даже в ржавых, заплесневелых Трюмах куда больше света и жизни, чем здесь, в Обители. А уж сколько света, воздуха и красок, сколько неба за стенами Трюмов – это она могла только воображать.

Но тут голограмма словно решила напомнить о себе: на карте у самой Валлонэ вдруг загорелась красная точка. Удивленная Алуэтт касалась ее снова и снова, добиваясь максимального увеличения. Прищурившись, она всмотрелась в движущееся пятнышко. Точка мигала строго к югу от столицы и километр за километром сдвигалась к обступившему город густому лесу.

– Лес Вердю, – прошептала Алуэтт, вспоминая уроки географии.

Снова коснувшись голограммы, девушка сделала картинку еще больше. Теперь она различала небольшое озеро там, где сельские угодья Валлонэ заканчивались и начинался лес Вердю. Витая струйка протянулась от водоема в лес и вывела на поляну. Алуэтт еще приблизила картинку. Изображение уже расплывалось, но она все же рассмотрела что-то вроде крошечных хижин на прогалине. Двенадцать маленьких крыш, расставленных по кругу точно к северу от мигающей красной точки.

Она прокрутила изображение вниз, выводя точку в центр карты, и увидела совсем маленькую полянку, всю исчирканную тенями, составляющими удивительный узор. Красная точка пульсировала там, время от времени ярко вспыхивая, словно хотела что-то сказать Алуэтт. Указать ей на что-то.

Она попробовала было увеличить изображение, но оно только расплылось еще сильнее.

– Что это? – шепнула Алуэтт голограмме. – Что это за фигуры?

И тут в коридоре за дверью раздались шаги. Перепуганная девушка поспешно составила края подсвечника обратно. Зеленое свечение голограммы, живые изображения деревьев, мигающий красный огонек – все исчезло в мгновение ока.

Пропало. Как и не бывало.

Шаги приближались, с каждой секундой делаясь громче. Алуэтт уронила подсвечник в чемодан и захлопнула крышку. Потом, метнувшись к чулану, взлетела на стул и запихнула чемодан на верхнюю полку.

Едва она спрыгнула на пол, как дверь в отцовскую комнату, скрипнув, приоткрылась.

Но это пришел не отец.

Это была сестра Дениза, которая сказала:

– Меня послала за тобой сестра Лорель.

Ее темные глаза внимательно осмотрели комнату, и Алуэтт не на шутку перепугалась. Неужели сестра что-то заподозрила?

Но Дениза потерла висок рядом со шрамом, где прежде был вшит киберимплант, и своим четким и размеренным голосом пояснила:

– Начинается Урок Спокойствия.

Алуэтт перевела дыхание, вспомнив, что Дениза куда больше интересуется техническими устройствами, нежели поступками людей.

– Иду, – ответила она.

Сестра Дениза кивнула и, развернувшись, скрылась в коридоре. Алуэтт подхватила с пола Катрину. Как же ей хотелось забрать куклу с собой! Уложить рядом в постель, как в детстве. Но отец, увидев ее с куклой, сразу поймет, что дочь что-то искала в его комнате.

И потому она вернула Катрину на полку в тумбочке, тихонько выбралась за дверь и следом за сестрой Денизой мимо кухни и трапезной прошла по коридору в общий зал. Однако мыслями девушка по-прежнему оставалась в комнате отца. Не отрывала взгляда от красной точки, мигающей среди деревьев. Гадала, что же такое они скрывают.

– Стало быть, «глушилы» – это полицейские дроиды, «фрицеры» – киборги, а «трупак» – мертвое тело?

Шатин закатила глаза, но все же одарила увлекшегося Марцелла поощрительным «Да, все верно!». На большее ее не хватило. Она уже основательно устала от этой игры и подрастеряла энтузиазм. А Марцелла все время нужно было хвалить. Он вел себя так, будто вообразил, что, обучившись жаргону третьего сословия, и сам стал одним из них. Похоже, этот хлыщ и впрямь так думал – ну не глупость ли?! Вот если бы ему в младенчестве вшили в руку отслеживающее устройство, заставили жить в вонючих Трюмах и перебиваться с гнилой репы на капустный хлеб, тогда бы он, пожалуй, понял, что значит быть нищим. Кроме того, Шатин злило, каким тоном он произносил экзотические для себя слова. Выговаривал «глушила» так, словно бы это было название редкого блюда, поданного на банкете в Гран-паласе, а не жуткого трехметрового чудища, готового мигом парализовать человеку руки и ноги.

– Замечательно! – воскликнул Марцелл, буквально приплясывая от восторга. Круизьер высадил их на станции неподалеку от Бидона – так назывался район, где жило третье сословие Монфера. – Я сегодня столько всего узнал! Скажи еще, как вы называете Трюмы?

– Трюмами, – устало ответила Шатин.

– Пусть будет так. А Ледом?

– Ледом.

– А gâteau?

Шатин даже остановилась, изумленно уставившись на него:

– Ты это серьезно? Gâteau?

– А что такое? – удивился Марцелл.

– Неужели ты думаешь, у нас есть свое слово для десерта? Да у нас и хлеба-то настоящего не бывает!

Юноша беспомощно склонил голову:

– И верно. Извини.

– Может, теперь научишь меня вашим словечкам?

– У нас таких нет.

– Неужели? А как насчет «швали»?

Марцелл втянул в себя воздух, как от болезненного укола:

– Я никогда не называл так третье сословие. Клянусь.

– Да ладно, чего уж там…

Шатин быстрым шагом направилась в город. Через несколько минут, когда они дошли до Бидона, Марцелл не сумел скрыть своего впечатления от увиденного. Девушка заметила, с каким горестным ужасом он разглядывает трущобы, выстроенные из обрезков металла. И почему-то осталась довольна, как будто бы что-то ему доказала.

– Впервые в Монфере? – Она передразнила своего спутника, вспомнив, как он ухмылялся, наблюдая за ней в круизьере.