Правда и вымысел о Второй мировой войне - Георгий Николаевич Реутов

путем соглашения с Германией, и Черчиллем, сторонником «борьбы до конца». Гитлер знал об этом и, по свидетельству Гальдера, ожидая результата, даже отложил открытие сессии рейхстага. 19 июля Гитлер выступил с речью в рейхстаге, заявив, что «не видит причин для продолжения войны». Одновременно, как признает Черчилль, через Швецию, Ватикан и США были предприняты новые шаги, чтобы убедить Великобританию начать мирные переговоры [45].

В это же время германская разведка по указанию Риббентропа и Гитлера сделала попытку привлечь на свою сторону герцога Виндзорского — бывшего английского короля Эдуарда VIII, известного своими профашистскими симпатиями. Германский посланник в Лиссабоне, куда из Мадрида прибыл Эдуард с супругой, получил предписание Риббентропа передать ему следующее: «Германия полна решимости любыми средствами принудить Англию к миру и после достижения этого готова выполнить любое желание герцога, в том числе о вступлении его и герцогини на престол» [46].

Июльский «мирный натиск» не дал результатов. Идеи Черчилля победили. 1 августа Гитлер утвердил директиву № 17 о начале воздушного наступления на Англию. Началась «битва за Британию».

Вопрос о плане «Морской лев», его разработке, степени готовности и причинах отмены является одним из самых принципиальных и интересных среди проблем «битвы за Британию». Два подхода, две версии характерны для тех, кто пытается ответить на него. Первая сводится к тому, что никаких оснований у фашистской верхушки Германии рассчитывать на капитуляцию Лондона не было, а «Морской лев» был задуман как вполне реальный план. Для его осуществления, заявляют сторонники этой точки зрения, германское командование провело большую подготовку, и только укрепление обороноспособности Англии, а главное выигрыш воздушного сражения в августе — сентябре 1941 года заставили Гитлера сначала перенести срок, а весной 1941 года вообще отказаться от вторжения. Основные компоненты этой версии содержатся в рассказе Черчилля о событиях июля — сентября 1940 года. Ее положения полностью разделяют официальный историк Р. Уитли, М. Фут. Но наиболее последовательно обосновывает версию П. Флеминг [47].

Сторонники второй, наоборот, считают, что «Морской лев» никогда не достигал стадии полной готовности, что он замышлялся Гитлером в качестве средства давления на Англию, чтобы вынудить ее к прекращению борьбы, и что, наконец, с середины июля 1940 года Гитлер вообще потерял интерес к вторжению, ибо его помыслы были направлены на подготовку нападения на СССР.

Если П. Флеминг отвергает «легенду о германском дилетантизме» при разработке «Морского льва», то М. Шульман, Лиддел Гарт, Д. Рейтлинжер, С. Кинг-Холл, Ф. Гудхардт и другие авторы второго направления, опираясь, в частности, на немецкие данные, весьма убедительно показывают, как и почему подготовка вторжения превратилась из военного в чисто политическое мероприятие.

«Действительная причина отказа Германии пересечь канал заключается в том, что Гитлер твердо верил в политическое урегулирование с Англией», — писал в 1947 году М. Шульман. Проанализировав показания гитлеровских генералов, решения, принятые на военных совещаниях 21 и 31 июля 1940 г., проходивших под руководством Гитлера, Лиддел Гарт сделал вывод, что уже в то время фашистский диктатор уделял гораздо больше внимания подготовке нападения на СССР, чем операции «Морской лев». «Этот поворот в его планах, — подводит он свой итог, — был выгоден Англии в это критическое время». «Гитлер вряд ли воспринимал операцию «Морской лев» серьезно, а не как блеф», — пишет Дж. Рейтлинжер в книге о фашистской агрессии против СССР. Еще более определенно высказывается Кинг-Холл. «На основании фактов, ныне известных, — подчеркивает он, — сомнительно, было ли вторжение в Англию предусмотрено вообще в его планах (Гитлера. — Г. Р.) на какой-либо отрезок времени» [48].

Может быть, факты, как утверждают представители первого направления, противоречат этому мнению? Отнюдь нет. Первое официальное заявление о вторжении в Англию было сделано 2 июля 1940 г., когда Гитлер направил главнокомандующим родов войск приказ начать изучение обстановки. Однако из приказа видно, что операция рассматривалась им лишь как «возможное событие». В свою очередь, отдавая приказ о подготовке необходимых данных, начальник генерального штаба сухопутных сил Кейтель заканчивал его словами: «Всю подготовку проводить с учетом, что вторжение является пока только планом и окончательно еще не решено. Об этом должны знать лица, лишь непосредственно связанные с операцией». Следующая директива, написанная Гитлером 16 июля 1940 г., начиналась так: «Я решил начать подготовку и, если окажется необходимым, провести вторжение в Англию». Ее текст, как верно заметил Лиддел Гарт, звучит весьма неопределенно. И даже П. Флеминг, отстаивающий реальность «Морского льва», отмечает, что она совершенно отлична от вполне ясных и определенных директив Гитлера о подготовке нападения на Польшу, Югославию, Советский Союз [49].

Чем это можно объяснить? По всей видимости, тем, что Гитлер, рассчитывая на капитуляцию Англии, решил отдать предпочтение подготовке агрессии против СССР. Мир, а возможно, и сотрудничество с Англией должны были стать важной предпосылкой в решении «русского вопроса». Что это было действительно так, показывают решения, принятые 21 и 31 июля. Как записал после совещания 21 июля Гальдер, Гитлер заявил Браухичу, в то время начальнику генерального штаба, что вторжение «будет предпринято только тогда, когда не удастся другими средствами прийти к соглашению с Англией». И тут же фашистский диктатор высказал свои опасения по поводу позиции СССР, на помощь которого, как он заметил, рассчитывает Лондон. «Наше внимание должно быть направлено на решение русской проблемы и подготовку планирования», — заявил фюрер. Еще через десять дней, 31 июля 1940 г., на новом совещании было принято окончательное решение: весной 1941 года напасть на Советский Союз. И снова Гитлер связывал его с судьбами Англии. «Россия весьма обеспокоена быстрым развитием западноевропейской обстановки, — заявил он, согласно записи Гальдера, — …англичане, подобно тонущему человеку, будут надеяться, что положение претерпит радикальные изменения в течение шести или девяти месяцев. Но если Россия будет разбита, у Англии исчезнет последняя надежда. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия… Срок — весна 1941 года… Начало — май 1941 года… Маскировка: Испания, Северная Африка, Англия…» [50].

Таким образом, всего через четыре дня после «директивы № 16» следует отнюдь не расплывчатое, а вполне определенное решение приступить к подготовке агрессии против СССР (план «Барбаросса»). Не это ли определило отношение Гитлера к операции «Морской лев»? В свете последующих событий зависимость второго от первого совершенно очевидна. И все же некоторые английские историки, признавая определенное влияние решений 21 и 31 июля 1940 г. на судьбы «Морского льва», пытаются преуменьшить их значение. Особенно заметно это у П. Флеминга, который опускает самую важную часть решений 21 и 31 июля: ту самую, где говорилось о коренном повороте от подготовки «Морского льва» к плану агрессии против СССР.

Против недооценки плана «Морской лев» выступает Р.