Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц

– Скажите мне, что вам нужно, – настаивал он.

– Твое сердце принадлежит мне. Я хочу его вернуть.

На столь лишенное здравого смысла требование у Райана просто не нашлось ответа.

– Твое сердце. Твое сердце принадлежит мне, – повторила женщина и заплакала.

Слушая ее плач, Райан подумал, что здравомыслие от нее не спасет, что она безумна и одержима навязчивой идеей, которую ему никогда не понять.

– Твое сердце принадлежит мне.

– Хорошо, – мягко ответил он, чтобы ее успокоить.

– Мне, мне. Это мое сердце, мое драгоценное сердце, и я хочу его вернуть.

Она оборвала связь.

Позади нажали на клаксон. Красный свет сменился зеленым.

Вместо того чтобы надавить на педаль газа, Райан съехал на обочину, перевел ручку коробки скоростей на нейтралку.

Воспользовавшись функцией «*69», попытался перезвонить плачущей женщине. Услышал только записанный на пленку голос, предлагающий отключить связь или набрать номер.

Дождавшись разрыва в транспортном потоке, Райан вписался в него.

Чистое небо висело над головой, словно огромная перевернутая чаша, но синоптики обещали дождь, с воскресного утра до второй половины понедельника. И Райан знал: когда чаша наполнится водой и начнет изливаться вниз, женщина придет. В темноте и дожде, под капюшоном, она придет, и, как призрака, замки ее не остановят.

Райан припарковал купе и вышел из машины, с облегчением обнаружив, что в гараже ни души. Стоя у распахнутой дверцы, достал из рубашки окровавленную замшу, бросил на одеяло, которое предохраняло от крови водительское сиденье, приложил к ране чистый кусок замши.

Быстро скатал одеяло, зажал под левой рукой, вошел в дом, на лифте поднялся на третий этаж, укрылся в своих апартаментах, ни с кем не встретившись.

Положил одеяло на стол, с намерением сунуть в мешок и выбросить.

В ванной промыл рану медицинским спиртом, потом намазал йодом.

Щипало ужасно, что его только порадовало. Боль прочистила туман в голове.

Рана была неглубокая, и кровеостанавливающий крем быстро справился со своей задачей. Через какое-то время Райан осторожно вытер марлевой салфеткой избыток крема и нанес слой неоспорина[36].

Обрабатывая рану, мысленно Райан сосредоточился на грозящей ему опасности, думал о том, что может произойти в будущем.

На неоспорин он положил марлевые салфетки и закрепил их полосками пластыря, расположенными поперек раны, чтобы получше стянуть кромки разреза. Потом длинными продольными полосками зафиксировал короткие.

Боль уже практически не чувствовалась, чуть пульсировала.

Райан переоделся в черные джинсы и черный свитер-рубашку с отложным воротником.

В баре стояло несколько бутылок вина. Райан открыл «Опус один»[37]десятилетней выдержки и наполнил бокал от «Риделя»[38]чуть ли не до самого края.

По аппарату внутренней связи сообщил миссис Эмори, что сам расстелет кровать и обедать будет у себя. Заказал стейк и попросил оставить тележку на колесиках у лифта на лестничной площадке третьего этажа в семь часов вечера.

Без четверти пять Райан позвонил доктору Дугалу Хоббу в Беверли-Хиллс. Ожидал, что услышит голос телефонистки службы ответов, и так оно и вышло. Он оставил свою фамилию, номер, подчеркнул, что у него пересажено сердце и он попал в чрезвычайную ситуацию.

Сев на диван, включил плазменный телевизор, заглушил звук и какое-то время смотрел, как гангстеры 1930-х годов бесшумно стреляют по черным автомобилям, которые огибали углы без скрипа тормозов и визга шин.

Выпив треть бокала, он вытянул перед собой правую руку. Она практически не дрожала.

Переключил канал, понаблюдал, как непривычно молчаливый Рассел Кроу бесшумно ведет парусник сквозь бушующий, но не издающий ни звука шторм.

Через одиннадцать минут после разговора со службой ответов ему позвонил доктор Хобб.

– Извините, что потревожил вас, доктор. Со здоровьем проблем у меня нет. Но, тем не менее, мне необходима ваша помощь.

Заботливый, как и всегда, доктор Хобб никоим образом не выразил недовольства.

– Я всегда на связи, Райан. Если я вам потребовался, звоните без малейшего колебания. Как я и говорил вам, независимо от того, сколь хорошо идет выздоровление, всегда возможно появление эмоциональных проблем.

– Если бы все было так просто.

– Телефонные номера психотерапевтов, которые я дал вам годом раньше, не изменились, но, если вы их затеряли…

– Это не эмоциональная проблема, доктор. Это… даже не знаю, как ее назвать.

– Тогда объясните, в чем дело.

– Сейчас мне бы не хотелось. Но… я должен знать, кто был донором.

– Но вы же знаете, Райан. Учительница, которая в автомобильной аварии получила травму головы, несовместимую с жизнью.

– Да, это я знаю. Двадцати шести лет, сейчас уже двадцати семи, скоро ей бы исполнилось двадцать восемь. Но мне нужна ее хорошая фотография.

На какие-то мгновения Хобб замолчал, а на экране парусник Рассела Кроу так трепало волнами и ветром, что матросам пришлось привязаться к мачтам, чтобы их не смыло за борт.

– Райан, – наконец послышался в трубке голос Хобба, – лучший специалист в списке психотерапевтов – Сидни…

– Не психотерапевт, доктор Хобб. Фотография.

– Но действительно…

– Фотография и имя, доктор Хобб. Пожалуйста. Это очень важно.

– Райан, некоторые семьи согласны с тем, что получатели органов дорогих им людей знали, кому они обязаны жизнью.

– Это все, что мне нужно.

– Но многие другие семьи хотят, чтобы донор остался анонимным. Им не нужна благодарность, они предпочитают скорбеть об утрате без посторонних.

– Я понимаю, доктор. В большинстве случаев я бы с уважением отнесся к такой позиции. Но это экстраординарная ситуация.

– При всем должном уважении, это неразумно…

– Я в таком положении, что ответ «нет» устроить меня не может. Ни в какой степени. Совершенно не может.

– Райан, я – хирург, который вынул ее сердце и пересадил вам, но даже я не знаю имени донора. Семья так решила.