Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц

Ближе к вечеру, когда подошло время прощаться, они оба поняли, что пора, и поднялись из-за стола. Он и Динь-Динь проводили Сэм к ее автомобилю, оставленному перед главным корпусом, прошли мимо конюшен и площадок для выездки, пересекли опустевший парк.

– Я должен тебе еще кое-что сказать, Сэм, – заговорил Райан, когда они подходили к парку, – и я знаю, ты захочешь поспорить со мной, поэтому заранее обращаюсь к тебе с просьбой. Никаких споров. Никаких комментариев. Просто слушай. Я, в конце концов, большой поклонник твоих книг, поэтому ты должна пойти мне навстречу. Радовать поклонников – долг писателя.

По его нарочито легкому тону Саманта поняла: он намерен сказать самое важное из того, что она уже услышала в этот день. Она промолчала, то есть дала понять, что согласна.

Он снова взял ее за руку, и они прошли несколько шагов, прежде чем он заговорил:

– Оглядываясь назад, я долгое время не мог понять, почему такой человек, как я, оказался столь важен для вселенной, что ко мне прислали Исмей Клемм или раз за разом предостерегали от неправильного шага. Но я не внял этим предостережениям и теперь живу с сердцем мертвой женщины, смерть которой на моей совести. Почему мне уделялось столько внимания, если я не мог разглядеть все эти знаки, не говоря уж о том, чтобы последовать им? И лишь совсем недавно я нашел ответ на этот вопрос. Когда читал твою третью книгу. Причина в тебе, Сэм. Мне предоставляли все эти шансы на спасение благодаря тебе.

– Райан…

– Ты обещала не комментировать. Видишь ли, ситуация следующая. Ты – прекрасный человек, больше чем прекрасный, ты – благодать в образе человеческом. То, что ты делаешь в жизни, очень важно. А потому ты должна быть счастлива, потому что, будучи счастливой, ты показываешь стольким людям путь истинный, через свои книги. Будь счастлива, Сэм. Найди достойного человека. Выйди замуж. Роди детей. Из тебя выйдет потрясающая мать. Рожай детей, Сэм, радуйся жизни и пиши свои замечательные книги. Потому что когда придет мое время, если для меня есть хоть какая-то надежда, то не потому, что я отдал все свое состояние, и не потому, что живу среди монахов. Нет, если я и получу искупление, то по другой причине: потому что прошел через твою жизнь, не зацепив тебя, не убавив твоей силы. Без комментариев, пожалуйста, ни единого слова.

Когда они подошли к ее автомобилю, Саманта не знала, сможет ли вести машину, сможет ли хоть что-то сказать, но поняла, чего он хочет, что ему от нее нужно. Вот и нашла в себе силы не комментировать его последний монолог, но улыбнуться и сменить тему.

– Ты так и не сказал мне… какой фильм Уильяма Холдена разбудил тебя? Ты еще думал, что он несет какое-то послание.

По его улыбке и смеху она поняла, что задала правильный вопрос.

– У Бога наверняка есть чувство юмора, Сэм. И конечно же, Он так рассердился на меня, что подал знак, разве что на толику менее понятный, чем неопалимая купина. Содержание фильма тут ни при чем. А вот название могло бы заставить меня задуматься, если бы не счел за труд его узнать. – Он выдержал театральную паузу. – «Сатана никогда не спит».

Она рассмеялась, пусть смех этот вызывал боль.

Он обнял ее, она – его. Она поцеловала его в щеку, он ее – в лоб.

Отъезжая, она глянула в зеркало заднего обзора и увидела, что он провожает ее взглядом. Второй раз заставить себя посмотреть не смогла.

На дороге нашла широкую обочину, съехала на нее, заглушила мотор.

Неогороженный луг поднимался к трем дубам, которые росли на вершине пологого холма. Саманта поднялась к ним, села, привалившись спиной к стволу самого большого дуба, невидимая с дороги.

Долго плакала. Скорбела не о нем, не о себе, а о том, что мир совсем не такой, каким мог бы быть.

Какое-то время могла думать только о птицах и их песнях, о шуршании листьев в вышине от легкого ветерка, о лучах солнечного света, которые прорывались сквозь кроны к траве и ласкали ее.

Потом Саманта встала и вернулась к автомобилю. Пришла пора возвращаться домой. Ее ждала книга, которую она писала, и жизнь, которую еще требовалось найти.