Шерлок Холмс и крест короля - Дональд Томас

— Гардштейна наверняка повесили бы, — философски произнес Холмс, оборачиваясь ко мне, — но его друг избавил нас от лишних хлопот. В карманах умершего нашли обойму с семью пистолетными патронами калибра семь и шестьдесят пять сотых миллиметра, сверло, газовые клещи, защитные очки для сваривания металла и ключ от нового замка, который преступники навесили на заброшенный дом, чтобы нежеланные гости не мешали их работе.

— Железные улики! — ободряюще произнес я.

Тонкие губы Холмса скривились.

— Однако не самые интересные. Что действительно любопытно, так это найденная в той же комнате скрипка и небольшая картина маслом — довольно искусно написанная сцена парижской жизни. На обороте значится имя, которое нам небезызвестно.

— Гардштейн писал сам или же был коллекционером?

Холмс снова покачал головой и вздохнул.

— В последние годы я взял себе за правило время от времени заглядывать в политические клубы Стенни и Уайтчепела в качестве молчаливого слушателя. Из тамошних завсегдатаев почти никому не доводилось видеть Георга Гардштейна, действовавшего, как и большинство анархистских главарей, под конспиративным именем. Его настоящая фамилия — Муронцев. Он бежал из Варшавы, где прославился не столько как революционер, сколько как грабитель и убийца.

— Так кто же автор картины?

Холмс выпрямился и зевнул.

— Этот человек, Ватсон, — не чета Муронцеву и ему подобным. Он, вероятно, будет вершить судьбы народов, если однажды революция возведет философию анархизма или коммунизма на престол европейской мысли. При упоминании его имени трепещут короли, цари и кайзеры. Своих соратников он способен вдохновлять и на политические споры, и на кровопролитие. Это Петр Пятков, известный в анархических кругах как Художник. О да, он мог бы прославиться благодаря таланту живописца, но это скромное поприще его недостойно. Ради торжества суровой справедливости Пятков убьет человека так же невозмутимо, как мы с вами разрежем яблоко.

— Новый Робеспьер!

Холмс посмотрел на меня так, словно я его не понял.

— Робеспьеру была нужна только Франция. Пятков хочет власти над всем миром, не больше и не меньше.

— И он здесь, в Англии? — смущенно спросил я.

— Пока нет, но скоро прибудет. И наша страна незамедлительно об этом узнает. Сведения, которыми я располагаю, новы и в высшей степени надежны.

Предсказания Холмса не на шутку меня обеспокоили. Казалось, он находил своеобразное удовольствие в том, чтобы предрекать грозные потрясения, и с тайным наслаждением предвкушал, как в одиночестве сразится со страшным врагом. В ту ночь я плохо спал, встревоженный чем-то зловещим в атмосфере нашей гостиной, а точнее, поведением своего друга. За всю историю нашего с ним знакомства он лишь несколько раз выходил на открытую дуэль с преступником. Теперь я вспомнил тот ужасный день, когда Шерлок Холмс встретил смертельную угрозу в лице профессора Мориарти, сказав: «Отныне земля не сможет носить нас двоих. Если за то, чтобы избавить мир от этого человека, мне придется поплатиться жизнью, я сочту цену вполне умеренной».

Через два дня, когда я спустился к завтраку, Холмс уже сидел за столом в необычайно бодром расположении духа. Он отложил вилку с ножом и показал мне маленький предмет, лежавший у него на ладони.

— Как вам эта вещица, Ватсон? Увы, мне пришлось похитить ее из комнаты Муронцева, воспользовавшись невниманием Лестрейда и его славных подчиненных.

Я увидел круглую свинцовую пулю для винтовки, заряжающейся с дула. Мне случалось иметь дело с таким оружием в годы военной службы, и я, не колеблясь, отрезал:

— Двенадцатый калибр!

Холмс усмехнулся:

— Прекрасно, Ватсон! Лестрейд и его сержанты не рассчитывали найти что-либо подобное. Потому и не нашли.

— По чем же свидетельствует эта улика?

— Очевидно, Гардштейну и его товарищам были нужны ружья. До сих пор анархисты довольствовались револьверами, поскольку пройти по лондонским улицам с длинноствольным оружием и не возбудить ничьих подозрений довольно затруднительно. И все же в деле винтовка — совсем не то что пистолет. Стреляет она не в пример точнее, и с ее помощью можно серьезно обороняться. Ли-Энфилд — самая доступная модель, желанное приобретение для наших противников. Если они столь основательно готовятся к защите, а может быть, и к нападению, революция, вероятно, гораздо ближе, чем мы думаем.

Меня это заключение отнюдь не порадовало, Холмс же, напротив, казался воодушевленным.

— Вот кое-что для вашего альбома, дружище! — сказал он, пролистав свою газету.

Я принялся было внимательно читать репортаж о пятничном происшествии — кровавой драме, разыгравшейся ночью в окрестностях Хаундсдитч-стрит, — но Холмс, нетерпеливо взмахнув вилкой, подсказал мне:

— Третий абзац передовицы, старина. Это как раз то, чего я так желал избежать.

«По удивительному совпадению, в минувшую пятницу известный консультирующий детектив Шерлок Холмс находился рядом с полицейскими, подвергшимися нападению бандитов. Как сообщает Скотленд-Ярд, мистер Холмс лишь сопровождал инспектора Лестрейда и в расследовании не участвует. Тем не менее наши читатели надеются на изменение ситуации. Нации и обществу грозит гибель. Слишком долго мы терпели на своей земле присутствие политических отбросов Европы. Если бы Шерлоку Холмсу удалось очистить Англию и весь цивилизованный мир от этих злодеев, каждый добропорядочный гражданин считал бы себя вечным должником великого детектива. Если к мистеру Холмсу до сих пор не обратились с призывом защитить отечество от серьезной опасности, следует сделать это теперь».

Я в замешательстве опустил газету: никогда еще мне не доводилось читать редакционной статьи, написанной в столь резком и откровенно побудительном тоне.

— Автор немного преувеличивает, — весело заметил Холмс. — Кстати, ни с каким призывом ко мне так и не обратились, если не считать приглашения на ужин.

— К кому же вы приглашены?

— Неужели я вчера позабыл об этом упомянуть? Так вот, дружище, сегодня я вернусь домой немного позднее обычного. Лестрейд, со свойственным ему благоразумием, решил посоветоваться с моим братом Майкрофтом. Положение нашего друга инспектора сейчас более затруднительное, чем когда бы то ни было. Даже в политическом отделе Скотленд-Ярда ему мало помогли. Ну а Майкрофт живет в мире политики. Заговоры для него — родная стихия. От лица правительства он всегда следит за подводными течениями.

— В том числе и в России? — спросил я скептически.

Холмс улыбнулся.

— Майкрофт прекрасно говорит по-русски, он знаток русской истории и культуры. Насколько мне известно, его переводы из Александра Блока очень хвалят. Итак, я взялся помочь Лестрейду. Сегодня мой брат пригласил нас с инспектором отужинать в одном из кабинетов клуба «Диоген». Так что, пожалуйста, меня не ждите.