Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм

— C'est finis pour moi! Une antre table, s'U vous plait![55]

Они перешли за другой стол, всем снова наполнили бокалы шампанским, даже прежним партнерам Виллье. Началась новая партия, теперь Жан-Пьеру сопутствовала удача. По мере того как усиливался смех, подогретый шампанским «Кристал брут», несколько «друзей» четы Виллье заняли освободившиеся места за столом. Жан-Пьер вытащил double neuf[56]и со свойственной актерам эмоциональностью громко выражал удовольствие.

Неожиданно за столом, откуда они только что ушли, раздался протяжный крик боли. Все в ужасе обернулись; мужчины, сидевшие за столом Жан-Пьера, вскочили и увидели, как какой-то человек повалился со стула и, сорвав бархатный шнур, рухнул на пол.

Затем раздался другой звук — более громкий, чем крик, какая-то женщина издала вопль ужаса. Между тем элегантно одетая женщина бросилась через стол к другой женщине, сидевшей рядом с актером. Пика для льда, которую убийца собиралась вонзить в левый бок Жан-Пьера, едва задела его. От укола показалась кровь, если бы удар достиг цели, пика пронзила бы сердце Виллье, но агент Моро схватила убийцу за руку и вывернула ее. Сдавив ей горло, она швырнула неудачливую убийцу на пол.

— С вами все в порядке, мсье? — крикнула сотрудница Второго бюро.

—Маленькая ранка, мадемуазель... Как мне вас благодарить?

— Жан-Пьер...

—Успокойся, дорогая, все хорошо, — сказал актер и, держась за левый бок, опустился на стул, — но мы так обязаны этой храброй женщине. Она же спасла мне жизнь!

— А вы не пострадали, мадемуазель? — спросила Жизель.

— Нет, мадам Виллье. Я чувствую себя еще лучше, поскольку вы назвали меня мадемуазель. Я не так уж молода. — Она улыбнулась, все еще тяжело дыша.

— Как и все мы, дорогая... Я должна отвезти мужа к врачу.

— Мои коллеги позаботятся об этом, мадам, поверьте. В этот момент в зал для игры в баккара неожиданно вошел Клод Моро — его лицо выражало озабоченность и радостное возбуждение.

— Получилось,мадам и мсье... И выэто сделали! Мы поймали нашего ликвидатора.

— Мой муж ранен, вы, идиот! — крикнула Жизель Виллье.

— Прошу за это прощения, мадам, но рана несерьезная, а вот его помощь неоценима.

— Вы же обещали полную безопасность!

— В моем деле ничего нельзя гарантировать. Однако мсье Виллье подтвердил значение поисков Жоделя и совершил поступок, за который Французская республика будет вечно благодарна ему.

— Это полный абсурд!

— Нет, не абсурд, мадам. Верьте или нет, но эти гнусные нацисты выползают из грязи, из той мерзости, которую сами создали. И каждый день, который мы перевернем, приблизит нас к тому, чтобы растоптать затаившихся змей. Но ваша роль на этом окончена. Наслаждайтесь отдыхом на Корсике. После того как вы посетите доктора, наш самолет будет ждать вас в Ницце, за все заплачено Кэ-д'Орсей.

— Я могу обойтись и без ваших денег, мсье, — сказал Жан-Пьер. — Но мне хотелось бы возобновить «Кориолана».

— Бог мой, почему? Вы же добились успеха! Вам, конечно, не нужна работа, так зачем возвращаться к такому трудному ритму жизни?

— Просто я, как и вы, Моро, хорошо делаю свое дело.

— Мы еще поговорим об этом, мсье. Успех одного вечера не означает, что борьба закончена.

* * *

Лоренс Рут, седой шестидесятитрехлетний сенатор от штата Колорадо сидел в своем кабинете в Вашингтоне, встревоженный только что окончившимся телефонным разговором. Он был взволнован, озадачен и рассержен. Почему он вдруг стал объектом расследования ФБР, о котором ему ничего не известно? С чем это связано, и кто в этом заинтересован? И опять-таки почему? Свое состояние, довольно значительное, он предпочел поместить в анонимную компанию, чтобы избежать даже намека на нарушение законов; его второй брак прочен — первая жена трагически погибла в авиакатастрофе; сыновья — банкир и декан университета — пользуются до того образцовой репутацией, что Руту порой кажутся невыносимо скучными; сам он безупречно служил в Корее, получил Серебряную звезду; не пил — разве что два-три мартини перед обедом. Что же тут расследовать?

Его консервативные взгляды были хорошо известны и часто подвергались нападкам в либеральной прессе: постоянно вырывая его слова из контекста, Рута представляли яростным приверженцем крайне правых, хотя он безусловно таковым не был. Коллеги из обеих партий считали его человеком справедливым, способным спокойно выслушать доводы оппонента. Рут просто придерживался убеждения, что народ делает для себя слишком мало, если правительство делает для него слишком, много.

Далее: никакого состояния он не унаследовал — его семья была беднее бедного. Рут сам поднимался по крутой лестнице, ведущей к успеху, и часто соскальзывал со ступеней; сначала занимал три должности в маленьком скромном колледже и в Уортоновской финансовой школе. Несколько профессоров рекомендовали его комиссии, набиравшей сотрудников для работы в корпорациях. Он выбрал молодую процветающую фирму, где со временем можно было занять руководящие посты. Однако маленькую компанию проглотила более крупная, а ее в свою очередь — корпорация, совет директоров которой оценил таланты и предприимчивость Рута. К тому времени, когда ему исполнилось тридцать пять, на двери занимаемых им комнат значилось: «Генеральный директор». В сорок он стал президентом и генеральным директором. Ему не было еще и пятидесяти, когда благодаря слиянию предприятий и приобретению их акций он стал мультимиллионером. Тогда, устав от погони за все возрастающими прибылями и обеспокоенный тем, в каком направлении шла страна, он занялся политикой.

Сидя за столом и перебирая в памяти свое прошлое, он старался беспристрастно отыскать в нем сомнительные поступки. В молодости, когда ему приходилось слишком много работать, он, чтобы рассеяться, заводил романы, но об этом никто не знал, ибо его избранницы, принадлежавшие к тому же, что и Рут, кругу, стремились сохранить их отношения в тайне. Как жесткий бизнесмен, он всегда пользовался преимуществом, которое дает информация, даже если для этого приходилось помочь соперникам, но его честность никогда не вызывала сомнений... Чем же, черт побери,занимается Бюро?

Все началось лишь несколько минут тому назад, когда секретарша сообщила:

— Звонит мистер Роджер Брукс из Теллюрайда, Колорадо, сэр.

— Кто?

— Какой-то мистер Брукс. Он сказал, что учился вместе с вами в Седаредже.

— Бог мой, Брукси! Не вспоминал о нем уже несколько лет. Слышал, у него где-то лыжный курорт.

— На лыжах катаются в Теллюрайде, сенатор.

— Правильно. Спасибо, Всезнайка.