Экспедиция - Моника Кристенсен

Начальник полиции ничего не сказал, только покачал головой. Он не мог связать эти факты со всем тем, что случилось на льдине.

– Что произошло после того, как ты и собаки выбрались из полыньи?

Пациент устремил на начальника полиции воспалённые покрасневшие глаза.

– Всё случилось очень неожиданно. Упряжка вышла из-под моего контроля. Собаки разбежались в разные стороны, словно увидели что-то, что их напугало. Я пробовал их остановить, но они лишь прыгали в ледяную кашу и потом обратно. И так много раз.

– Вы о чём-то спорили там, на льдине?

– Нет-нет. Понимаете, первые недели всё складывалось замечательно. Собаки несли свою вахту, они очень старались… А нам всем, конечно, приходилось привыкать друг к другу, и возникали некоторые недоразумения, но в целом всё шло хорошо.

Медсестра просунула голову в дверь:

– Как дела?

Каждая минута беседы наедине со Свейном Ларсеном была буквально на вес золота. Только Свейн мог объяснить, что произошло с экспедицией в последние дни, до того как она послала сигнал с призывом о помощи. Том боялся, что его сейчас выставят из палаты.

– Он вроде бы бодр и спокоен.

Медсестра кивнула и закрыла за собой двери. Главный врач распорядился разрешить начальнику полиции поговорить с пациентом, правда, не дольше, чем это допустимо по медицинским показаниям.

Лично она, медсестра, не разрешила бы никаких допросов. Пациенту нужен полный покой. Ему кажется, что его преследуют, за ним гонятся, и он может нафантазировать всё, что угодно. Сейчас они постоянно дают ему кислород. Капельница ему противопоказана. Он может сидеть, только если она будет держать его за руки. Ему колют антибиотики. Воспаление лёгких никак не отступает и не даёт ему восстановить силы.

Том Андреассен вздохнул. Он попытался взглянуть на события под другим углом.

– Я никогда не бывал в экспедициях так далеко от Шпицбергена. Не мог бы ты мне немного рассказать о первых днях вашего путешествия?

Свейн Ларсен улыбнулся. Судя по его лицу, воспоминания у него были приятные.

– Мы относились к этой поездке как к приключению. У всех было приподнятое настроение. Когда вертолёт приземлился, мы, все четверо, засуетились, разгружали ящики. Натянули цепь, на которой надёжно закрепили собак. Они прыгали и лаяли, как будто в цирке. Когда вертолёт улетел, всё вокруг стало тихо. Собаки время от времени ложились на лёд. Они облизывали друг друга, чистили лапы, купались в снегу.

– Значит, всё начиналось хорошо?

– Да, на льдине всё было очень спокойно и очень хорошо. Кругом – белый чистый простор. Но потом стало темно. И очень холодно. Опустилась полярная ночь. Мы развернули обе палатки, распределили снаряжение. Зажгли примусы и поужинали. Немного поболтали и легли спать. На следующее утро у Карстена распухли руки. Он забыл про меры предосторожности и, когда спал, вытащил их из спального мешка. Вертолёт вернулся с санями и остальным снаряжением. Он привёз журналистов и фотографов. «Они за это хорошо заплатили», – сказал Карстен. Я запряг одну собачью упряжку и немного покатал их на санях. Карстен не мог прокатиться с нами – из-за рук. Журналисты были в восторге, и многие из них сказали, что готовы присоединиться к нам, если нам вдруг понадобится дополнительный участник.

Том Андреассен читал репортажи. Всё, что там написали, соответствовало рассказам Свейна. Экспедицию описывали как профессиональную и одновременно как героическую. Тот факт, что они стартовали так рано, а именно в начале февраля, преподносился как пример отваги. Чтобы достигнуть Северного полюса, приходилось преодолевать холод, а чем ближе к весне, тем сложнее становилась ледовая обстановка.

– Когда вертолёт поднялся с площадки во второй раз, мы облегчённо вздохнули. Наконец-то мы остались одни и готовы отправиться в путь. Именно ради этого мы так долго тренировались.

Свейн Ларсен закашлялся. Сделав краткую паузу, он продолжил:

– Первые дни мы не справлялись с нагрузками. У нас появились царапины и огромные волдыри. К тому же мы вдруг обнаружили, что лёд дрейфует к югу, в то время как мы считали, что движемся на север. Во вторую неделю одна из собачьих упряжек сорвалась с привязи. Сани опрокидывались, собаки дрались. Карстен разозлился. Он обвинил меня в том, что я чересчур перегрузил сани. Мы всё упаковали заново и отказались от части снаряжения. По-моему, мы всё это сделали зря.

– Поэтому вы перестали быть друзьями? Потому что дела в экспедиции не ладились?

– Да нет, в экспедиции всё ладилось. Может быть, даже слишком ладилось. Неделя за неделей. Дни были заняты изнурительным трудом, но в палатке мы чувствовали себя вполне комфортно. Рассказывали друг другу разные истории о старых полярных экспедициях. Конечно, кое-кто иногда портил нам настроение. А Мадс и Терье состязались друг с другом, кто расскажет самую смачную историю. В конце концов всё это немного поднадоело. Вечером шестого марта произошло знаменательное событие – когда Карстен объявил, что мы миновали 87-й градус. Он никому не позволял дотрагиваться до GPS. Только он знал наверняка, где мы находимся. После этого Мадс немного отдалился – и от меня, и от Терье. Они с Карстеном часто стояли снаружи палатки, на морозе, и о чём-то толковали.

– И что же потом?

– Собаки ложились на животы, на лёд, и тащили сани. Ветер переменился, и мы больше не дрейфовали на юг. Так что, если бы всё складывалось хорошо, то через пару-тройку недель мы бы наверняка оказались на Северном полюсе.

– Но потом удача изменила вам? Ты угодил в полынью, а собаки заболели. Буквально на следующий день после этого.

– Сначала заболели собаки. А я и не успел разобраться, что случилось. Но потом я размышлял над тем, что услышал ночью перед тем, как мы покинули Лонгиер. Я не мог поверить, неужели кто-то может быть настолько циничен. У них ведь и теперь дела идут хорошо?

Начальник полиции посмотрел на Свейна Ларсена. Тот явно выдохся, но старался держаться бодро. Том не решился сказать ему, что собаки погибли.

– Ты упоминал Камиллу Фриис?

– Да, Камиллу.

Свейн Ларсен тяжело дышал, закашлялся.

– Она ничего не знала о полярных собаках. Я обучал её, брал её с собой в поездки. Но она не заботилась о них, ни разу даже не погладила их. Она относилась к ним только как к транспортному средству.

Начальник полиции склонился над кроватью, он уже пожалел, что слишком утомил пациента. Было самое время предупредить главного врача, что беседа окончена. Он выходил из палаты немного разочарованный.

Свейн Ларсен сделал знак, чтобы он подошёл поближе.

– Нет, не уходите. Понимаете, я думал, что в экспедиции меня считают важным звеном.

Том Андреассен использовал шанс, чтобы задать ещё несколько вопросов.

– Это случилось потому, что ты выбрался из полыньи и попытался вытащить собак и сани? Ты ведь хотел доказать Карстену и Мадсу, что ты что-то значишь? Или потому, что это были твои собаки и твоё снаряжение?