Заложник - Давид Кон

Тайсир шагнул в комнату, развернул к себе стул.

— Что случилось? Почему сидишь в темноте?

Под тяжелым взглядом Тайсира Юсуф поежился. Ответ всплыл в голове сам собой. Он беспокоится о жене. Она, наверное, переживает, не понимает, куда делся Юсуф. Тайсир положил тяжелую руку ему на плечо. Надо потерпеть. Осталось немного. В пятницу Юсуф будет дома, и все пойдет, как раньше. Юсуф кивнул. Может быть, ему все-таки позвонить? Тайсир покачал головой. Опасно. Беспилотные самолеты врага висят в воздухе постоянно. Разведслужбы прослушивают каждый разговор. Надо потерпеть. Дома у него все в порядке. Дети были в школе. Заре помогают родители. Приезжают, поддерживают. Не стоит волноваться. Юсуф кивнул. Спасибо за эти сведения. Своей огромной ладонью Тайсир поймал руку Юсуфа. О чем речь? Они же братья. И делают общее дело. Судя по газетам, враг никак не может решить, что делать. Народ требует освободить заложника. Политики колеблются. Кабинет заседает ежедневно. На людей Тайсира уже пытались выйти с какими-то предложениями. Но Тайсир отказался от контактов. Враг должен понять, что с ним нельзя торговаться. Надо платить цену, которую он назначает. Тайсир хлопнул Юсуфа по плечу. Пойдем вниз, ужин готов. Юсуф покачал головой. Ему сейчас не до еды. Тайсир заставил его подняться, обнял за плечи. Возьми себя в руки, брат. Два дня. Только два дня. Юсуф опустил голову.

— А потом?

— А что потом?

Брови Тайсира сошлись на переносице. Либо его люди будут на свободе, либо видеозапись казни заложника разойдется по миру и все — как враги, так и друзья, поймут, что с ним следует считаться. Юсуфу захотелось еще раз задать вопрос «А что потом?» но он наткнулся на грозный взгляд Тайсира и промолчал.

Тайсир, не понимая причину молчаливости Юсуфа, поднялся и положил руку ему на плечо. Пошли вниз. Надо поесть. Юсуф покорно кивнул и пошел вслед за Тайсиром. В голове мелькнула шальная мысль: а что, если убежать? Ночью выпрыгнуть из окна и уехать домой. Он шел, глядя в широкую спину Тайсира, и представлял, как будет останавливать машину на обочине шоссе. Нет, он этого не сделает. Он не оставит этого человека одного. Он будет с ним до конца. До самой последней секунды. Пусть все будет так, как решит Творец. В эту секунду Юсуф вдруг ощутил, как отступила тоска. Он понял, что смертельно голоден.

Шестой день плена (среда)

В эту ночь Басилю приснился унтер-офицер. Басиль четко видел очертания его лица. Как тогда, в полевом госпитале в Бильбейсе, когда он впервые открыл глаза после ранения. Тонкий нос, высоко вздернутый подбородок, густые черные брови. Заметив взгляд Басиля, унтер-офицер слабо улыбнулся. Жив, браток? А тебя здесь уже похоронили. Унтер-офицер говорил тихо, глядя в потолок. Басилю хотелось лучше рассмотреть соседа, и он попытался повернуться, но не смог сделать ни одного движения. Лежи, лежи. Сейчас придет медсестра, скажешь ей, что тебе нужно. Где мы? Унтер-офицер едва заметно улыбнулся и потянул носом воздух. Как где? В госпитале. Басиль нетерпеливо кивнул. Он не об этом? Это он уже понял по брезентовому серому куполу палатки над головой и сладкому запаху крови и гноя. Где их армия? Идет вперед? Взяла Тель-Авив? Подошла к Иерусалиму? Иорданцы, наконец, присоединились к наступлению? Унтер-офицер прикрыл глаза и заговорил еще тише. Нет армии. Разбита и отступила. Израильтяне едва не взяли Каир. Их танки были в сорока километрах от города. Спасибо, войну остановили. Басиль навсегда запомнил охватившее его тогда чувство беспомощности. Он лежит под брезентовым куполом госпиталя, спеленатый бинтами, простреленный в первом же бою, а армии уже нет. А что сирийцы? Как их наступление? Унтер-офицер тяжело вздохнул. То же самое. Едва не потеряли Дамаск. Басиль закрыл глаза. Лучше бы ему не просыпаться. Как было хорошо в теплом бессознательном неведении. Унтер-офицер понял его мысли.

— Жалеешь, что не умер?

Басиль прикрыл глаза. Жалеет.

— Дурак ты!

Басилю удалось чуть повернуть голову. Почему дурак? Он ведь пошел добровольцем. Он хотел освободить свою землю, свою Палестину. Он мечтал войти победным маршем в свой городок. Он уже представлял себе эту потрясающую картину. Отец машет ему с тротуара рукой. А мама приглашает на обед весь его взвод. А потом они пошли бы на Иерусалим. Унтер-офицер слабо улыбнулся. Какой Иерусалим? Никто никогда не собирался идти на Иерусалим. Басиль взглянул на собеседника. Как же не собирался? Он ведь сам слышал генерала, который напутствовал их после окончания двухнедельного курса. «Вы освободите наши земли от Суэца и до реки Иордан!» До реки Иордан! Значит, и Иерусалим? Унтер-офицер слабо качнул головой. Никто не собирался идти к реке Иордан. Мы хотели только вернуть себе Суэцкий канал. Басиль закусил губу. Как неудобно, когда не можешь двинуть ни рукой, ни ногой. Если бы ему удалось сесть, он бы доказал этому парню, что дело вовсе не в канале. При чем тут канал? Канал только начало. Первая стадия войны. Неужели это непонятно? Унтер-офицер поморщился и скосил глаза в сторону Басиля. Какой же ты глупый, браток. Никто не собирался уходить от берега канала. Израильская авиация разбила бы их танковые армии в два дня. Они могли держаться только у канала, в зоне действия русских ракетных батарей ПВО. Неужели это непонятно? Не понятно! Басилю казалось, что он выкрикнул эти два слова. Не понятно! Зачем же они форсировали канал, зачем шли в атаку?

— Потому что канал — это деньги, — равнодушно проговорил унтер-офицер, и на его лице появилась гримаса боли. — Большие деньги, солдат. И пока канал простаивает, эти деньги уплывают мимо чьих-то кошельков. Понимаешь, за что мы воевали?

Басиль утопил голову в подушку, чтобы не видеть соседа. Неужели унтер-офицер прав? Он вспомнил победные статьи в газетах. Они сообщали, как доблестные бойцы ракетных батарей отражают натиск самолетов врага. Но ведь все батареи находились только на западной стороне канала. Выходит, унтер-офицер прав. Они не могли отойти от канала, значит, никто не собирался идти на Тель-Авив и завоевывать Иерусалим. Политики лгали, а он воевал за чьи-то деньги, которые утекают мимо кошельков, пока по каналу не идут корабли. Басиль закрыл глаза. Он чувствовал себя обманутым и преданным. Зачем он поддался на уговоры и пошел на призывной пункт? Сейчас сидел бы в университетской аудитории, а не лежал бы здесь, в кроваво-гнойном мареве. Унтер-офицер еще что-то говорил о танковом прорыве, о поддержке Советского Союза, о том, что еще не все потеряно, но Басиля это уже не интересовало. Он